— Тс-с-с… — прошептал я в ответ. Но снова воцарилась тишина.
— Я пойду проверю, — сказал я, вытаскивая из-под соломы тесак. — Ты сиди,
смотри за повозкой. Если что — кричи громче.
— Я с тобой.
— Сиди, тебе говорят!
Надежда сжала губы, но послушалась. Она сняла с пояса магнитную дубинку,
проверила и приготовилась ждать. Я пошел к дому, стараясь, чтобы под
ногами не чавкала грязь.
Предосторожность наверняка была лишней — мы достаточно уже наделали шума
своей скрипучей повозкой, да и лошадь постоянно презрительно фыркала, видя
наши тщетные усилия. Тем не менее мне хотелось быть незаметным.
Пригнувшись, я пробрался под окно, отметив, что его легко выбить телом,
если придется поспешно покидать дом. Было еще одно окно с другой стороны и
дверь — со двора. Вокруг дома я ничего интересного не нашел, в том числе и
следов. Неподалеку стоял сарайчик с распахнутой дверью, но он, судя по
всему, пустовал. Я приготовился идти в дом.
Дверь мне удалось открыть почти бесшумно — ременные петли не имеют
обыкновения громко скрипеть. А вот в темном коридорчике я зацепил курткой
и осыпал груду каких-то деревяшек, прислоненных к стене.
Я замер. Сначала было тихо, потом раздался истошный крик:
— Кто?!
Несмотря на пылкость, голос был не очень сильным. Похоже, он принадлежал
или старику, или больному человеку.
— Погонщики! — крикнул я. — Можно войти? Изнутри раздалась тихая, но
яростная ругань. Я выждал немного и толкнул дверь. На меня навалился
тяжелый дух неухоженного жилища. В комнате стоял полумрак, и я сначала
никого не увидел. Поэтому сразу отошел от двери — чтобы не словить,
например, брошенный нож.
Никакой нож в меня не полетел. Я увидел стол у окна, рядом — лежанку,
заваленную тряпьем. Когда это тряпье пошевелилось, я разглядел и хозяина —
высохшего парализованного старика с лицом, поросшим спутанными серыми
волосами. Он лежал под грудой тряпок, непонятно как существуя в этом
тесном вонючем пространстве, в полном одиночестве.
— Что надо? — спросил хозяин, не проявляя никакой приветливости.
— Проезжали мимо, хотели купить здесь еды, — спокойно соврал я. — Что у
вас произошло, где люди?
— Еды им надо… — пробормотал дед со злобой в голосе. — Покупай, сколько
влезет! Если найдешь, у кого…
Он сунул руки под свои тряпки и принялся чесаться, не переставая
вполголоса сыпать ругательствами. Я решился присесть на край кособокой
скамейки, что стояла у стола. И тут мне стало немножко не по себе. На
столе валялась засохшая надкушенная лепешка, а вокруг темнела размазанная
кровь и клочки шерсти. Словно бы здесь разделывали свежеубитого кролика
или кошку.
Я отвел глаза и тут же наткнулся взглядом на подножие кровати. Там тоже
была кровь, какие-то серые клоки, а среди них — свернутый кольцом крысиный
хвост.
Там тоже
была кровь, какие-то серые клоки, а среди них — свернутый кольцом крысиный
хвост.
— Ты что, отец, сырыми крысами питаешься? — спросил я, брезгливо
отодвигаясь.
— А кто мне их варить будет? — проговорил старик и почему-то засмеялся. Он
нагнулся и вытащил из-под лежанки деревянный ящик с бурым порошком, в
котором темнели несколько крысиных тушек. Насколько я понял, порошок был
солью, пропитавшейся кровью.
Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его
лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет
на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее
обрушивался удар.
— Может, тебе чего принести? — предложил я, запоздало вспомнив, что в
нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.
— Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай
своей дорогой, — он вдруг посмотрел на дверь. — А это тоже погонщик?
В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на
хозяина. Дубинка — в опущенной руке.
— Иди к лошади, — велел я.
— Я отогнала ее во двор, — ответила упрямая девчонка. — Ее с улицы не
видно.
— Ну, дела… — пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.
Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.
— Где люди? — вновь спросил я.
— Люди-то? Сгинули. В один день — как все ушли, так и не пришли. А кто
остался — те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.
— Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили?
— А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?
— Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.
— Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой. Я все еще думал, сказать ли
старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат
окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя,
как знать… Но меня опередила Надежда.
— Дедушка, они все умерли, — проговорила она, внимательно наблюдая за ним.
— Умерли — значит, такая у них дорога. А я вот — жив! — он расхохотался. —
Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!
Он уставился в одну точку, обдумывая известие.
— Что ж, выходит, больше никто и не придет сюда? — растерянно проговорил
старик минуту спустя. Но тут же спокойно добавил: — А и черт с ними.
Полакомлюсь пока хвостатыми, а придет время — они мною пообедают.
Он искоса поглядел на меня.
— Кто ж их поубивал?
— Прорва убила.