Ждать больше некого. Петр открыл кошелек, убедился, что билеты на месте, и
мы отправились к дизель-поезду, который пыхтящей зеленой змеей развалился
вдоль перрона.
Потом мы тряслись на деревянных скамейках и слушали, как трое
железнодорожных рабочих в оранжевых жилетах громко спорили, закрывать ли
им на сверхурочные работы отдельный наряд или пустить все одной графой.
Вообще людей в вагоне было мало. Неподалеку от нас шуршал газетой пожилой
полный господин. После прочтения каждой статьи он сокрушенно качал головой
и вздыхал: «Да-а. Да…»
Еще был крепенький круглолицый солдатик, весь обвешанный, как полагается
«дембелю», значками, аксельбантами и всякими неуставными декоративными
деталями. Он заметно нервничал, энергично крутил головой по сторонам и
поглядывал на часы.
— Эй, — позвала его серая старушка с двумя перевязанными сумками. — Ты не
Сычевых сын?
— Да! — обрадовался паренек.
— Я и смотрю — знакомый, — с удовлетворением кивнула старушка. И уточнила:
— Мать твою фотографию в совхозе показывала. Они тебя только завтра ждут.
— А я пораньше смог, — широко улыбнулся солдатик. — Домой скорее хочется.
— Конечно, — понимающе вздохнула бабуля.
— Два года мать не видал.
— Побольше даже. А еще ехать часов пять. Скорей бы уж домой.
— Долго, — согласилась старушка.
— Гришаня, — тихо позвал я. — Сделал бы ты доброе дело.
Внештатник понимающе улыбнулся и перебрался к солдатику. Поговорил с ним
немного, невзначай коснулся. Через минуту тот уснул, уронив фуражку на
сиденье.
— Мамаша, не забудьте разбудить, когда выходить будете, — предупредил
Гришаня старушку.
Та кивнула, ничуть не удивившись происходящему. Гришаня свое дело знает.
Нам уже скоро выходить, а спящий солдатик поедет дальше под присмотром
старушки. Гришаня с умилением улыбнулся. Он любит делать людям приятное,
но не решается на это без нашего благословения. Это наше воспитание.
Иногда мне кажется, что аномалов специально делают нашими сотрудниками,
чтоб отбивать охоту к несанкционированным фокусам.
Через полчаса скрипящий и громыхающий «пазик» повез нас из придорожного
городка Чернореченска в село Ершово. На ухабах нас так бросало, что
приходилось хвататься за сиденья, чтобы не врезаться головой в потолок. В
пыльные окна были видны желто-зеленые поля, пересекающие их темные полосы
березняков, иногда мелькали крыши ферм, моторных станций и еще каких-то
строений, где неизвестные нам люди занимались бог знает чем. Попадающийся
по дороге народ всякий раз при виде автобуса останавливался и подолгу
смотрел нам вслед, словно видел некую редкость.
В автобусе оказалось шумно. Мы, трое горожан, удивлялись, отчего
деревенские могут так громко свободно и весело переговариваться. Унылая и
подозрительная полутишина городского общественного транспорта была нам
более мила и привычна.
Потом разбитая бетонка кончилась, и автобус покатил по хорошо утоптанной
колее, окруженной старым орешником. Мы наконец смогли перевести дух.
Петя вспомнил, что надо бы поработать с местным населением, и крикнул,
высунувшись в проход:
— Из Ершова есть кто-нибудь?
Шум в салоне стих, все посмотрели на нас.
— А че? — спросил пожелтевший от табака старик с железными зубами.
— Нам в Ершово надо, — пояснил Петр. — Где выходить?
Тут же нашлось несколько желающих толкнуть нас в бок в нужный момент.
— Ершово после Грибова будет. Там мост, потом поворот, и сразу сходить. Я
покажу.
— Там магазин сразу у дороги. Сами увидите. Только он не работает. Два
года уж не работает. За что только люди деньги получают — непонятно.
— А потом через поле и через речку. Километров, может, семь идти. А может,
кто-нибудь подвезет.
— Там еще канава, а в ней кабина от «Кировца» ржавая. Мы покажем.
Контакт был установлен с удивительной легкостью. Через минуту к нам
подсела женщина в синем халате и резиновых сапогах. Она поставила у ног
ведро, перевязанное белым платком, и внимательно осмотрела нас троих с ног
до головы.
— Вы к кому в Ершово?
— Пока ни к кому, — развел руками Петя. — Мы командированные.
— Плотники, что ли?
— Нет, землемеры.
— Что ж там мерить? Вы, наверно, опять насчет плотины?
— Это нам неизвестно, гражданка. Наше дело — произвести замер, а там —
хоть плотина, хоть запруда, хоть ДнепроГЭС…
Женщина оглянулась на своих попутчиков и тихо произнесла:
— Можно вас кое-что попросить? Когда в Ершове будете, зайдите к
Кузнецовым. Только не к тем, что за огородами живут, а к другим, из
крайнего дома. Вы спросите, вам покажут. Там еще третьи Кузнецовы есть, но
они дачники, и сейчас их, наверно, нет.
А может, и есть. Вы зайдите к
другим, они в таком синем доме с самого краю. Там спросите Витю Ряженого и
скажите ему, чтоб домой, подлец, ехал. Ведь третий день у них пропадает, —
она всплеснула руками, — опять пьянствует, ирод.
Я навострил уши.
— И часто он так загуливает? Женщина с сомнением посмотрела на меня,
словно не знала, отвечать ли на такой личный вопрос.
— Да бывает… — нехотя ответила она. — Но чтоб сразу три дня — такое в
первый раз. Обнаглел…
— Так что же вы ругаетесь? А если случилось что?
— Да куда там! Его люди видели. Топает через лес, глаза в куче, никого не
узнает… Мы с Петром переглянулись. .