за пределами города начинается особая зона, мир, в котором нормальный
человек долго существовать не может.
Но я увидел обычную пыльную колею, обросшую редким кустарником и петлявшую
между валунами. Время шло, колеса катились, а ничего не происходило.
Изредка попадались одинокие пустынные огороды, где на неровных грядках
среди могучих сорняков торчали какие-то чахлые, не знающие человеческой
заботы растения. Никто здесь не ухаживал за посадками, поэтому иногда
трудно было отличить — где огород, а где просто дикая заросшая поляна.
Впрочем, я понимал, что почти везде был огород. Не так много земли имели
здесь люди, чтобы позволять ей пустовать и кормить бесполезную лебеду и
полынь. Везде, где могло что-то расти, бросались в землю клубни, семена,
луковицы.
Вдоль дороги почти не было деревьев. Я знал, что яблоневые сады
расположены по другую сторону заставы, там, откуда начинается степь. Мы же
двигались по каменистому краю предгорья.
— Расслабься, — посоветовал Подорожник. — Ты как староста на куче картошки.
Он, наверно, был прав. Я сидел на повозке, распрямив спину и вглядываясь в
каждый камень. Вчерашние разговоры подействовали — я теперь везде искал
угрозу.
— Как только расслабишься — тут и начнутся неприятности, — ответил я,
чтобы оправдаться.
— А если не расслабишься — не начнутся?
— Я буду к ним готов.
— Вряд ли. Когда станем проезжать деревни, тогда и надо смотреть. А тут ты
своими грозными взглядами только ящериц распугаешь.
Я постарался посмотреть на мир другими глазами, как советовал погонщик.
Мир выглядел еще более угрюмым и диким. Позади скрипела вторая тележка,
под командованием Медвежатника и Свистуна. Впрочем, Свистун спал.
Медвежатник зевал. Они везли десяток мешков с какой-то едой на продажу.
Груз нашего экипажа составляли только продуктовые запасы и сверток,
который Подорожник положил в свою дорожную сумку.
— Поспи, — посоветовал погонщик.
— Не хочется. Лучше ты.
— А кто лошадь поведет? Ты дорогу-то знаешь? На этом очередной пустой
разговор прекратился. Мы долго молчали, но я не тяготился этим. С моим
попутчиком можно было просто молчать. Я начал разглядывать далекие вершины
гор. Хотелось когда-нибудь забраться на них и оглядеть эту несчастную
землю с большой высоты. Может, удастся увидеть ее границы. Может, чуточку
дальше.
— Помнишь, ты говорил мне про чужаков? — спросил я.
— Вроде что-то говорил.
— Откуда они к вам приходят?
— В каком смысле?
— Ну, откуда они берутся. Где живут чужаки?
— Никогда не задумывался.
— Очень странно. А вдруг там, откуда они пришли, жизнь лучше, чем здесь?
— Ха! Видел бы ты этих чужаков, не говорил бы такое.
— Неужели совсем не интересно?
— Да нет… Живут где-то. Нам туда не надо. Кому надо — тот пусть
интересуется.
.. Живут где-то. Нам туда не надо. Кому надо — тот пусть
интересуется.
— А что, есть такие?
— Всякие есть. Некоторые пытались уйти через дальние горы.
— И что же?
— А ничего, — погонщик усмехнулся. — Там теперь столько мертвецов, что,
говорят, в хорошую погоду видно, как на склонах белеют их кости. Многие
хотели уйти от Пылающей прорвы, а как от нее уйдешь, если она везде?
— Куда они пытались уйти? В какую сторону?
— В любую. Куда бы ни шел, остановишься перед горами. Если хватит смелости
на них карабкаться — попадешь в Прорву. Она тебя и прикончит.
— Ну а что там дальше? Что после Прорвы?
— Ничего там нет, — удивленно ответил Подорожник. — Прорва — она и есть
Прорва.
— То есть ты хочешь сказать, что ваша страна со всех сторон окружена
Прорвой?
— Так и есть. В ней и рождаются посланники, которые убивают людей и
животных.
«Двухмерная модель мира, — подумал я. — Это мы уже проходили».
— Ну а старые вещи, — сказал я вслух, — откуда они берутся? Не чужаки ли
приносят их с собой?
— Ерунда, — скривился Подорожник. — Старые вещи упали с колесницы, которая
в старые времена появилась в небе, пронеслась над землей и канула в
Прорву. С тех пор люди их находят. Вот так.
И в этой легенде мне послышалось нечто знакомое.
— Неужели ты сам в это веришь? Погонщик посмотрел на меня с сомнением.
Словно раздумывал, доверять ли мне свои сокровенные мысли.
— Ну, говори!
— Сказать честно, я думаю по-другому. Да и не только я. Старые вещи
поднимаются на поверхность из подземных городов. Там когда-то жили люди,
которые их изготовили. Или даже сейчас живут.
— И почему ты так думаешь. Подорожник? — спросил я, стараясь не показывать
излишней заинтересованности.
— Если бы вещи упали с колесницы, их давно бы уже все собрали. А на самом
деле они не переводятся. Люди находят все новые и новые. И главное,
находят их в земле. Даже из-под земли достают. Мы сейчас едем на одну из
горных застав, так там целый холм перекопан, как муравейник. Люди все ищут
и ищут. И находят.
Я был тронут тем, с какой наивностью этот сильный и по-своему мудрый
человек объясняет устройство мира. Версия с колесницей, конечно, не
выдерживала никакой критики. Но дыма без огня не бывает. Если в народе
говорят про небесную колесницу, значит, действительно что-то здесь
когда-то пролетало. Впрочем, разговор про подземные города я тоже не мог
воспринимать всерьез. Я мог только тщательно проанализировать этот
фольклор и вычленить из него крупицы подлинной истории. Устное творчество