стен. Поминутно привозили новых покойников — целыми повозками. Увозили же
их обычно по одному.
Здесь не было ни слез, ни истерик, ни обмороков. Казалось, живые лишь
раздосадованы, что им приходится брать на себя дополнительные хлопоты и
терпеть ущерб. В этот момент я подумал: «А ведь еще ни разу за все эти дни
до моих ушей не донеслось знакомого и старого как мир «я люблю». Нет, люди
любили — поесть, поспать, добротно одеться — но не друг друга.
Впрочем, я тоже не испытывал сейчас ни ужаса, ни горечи. Наверно,
сработала внутренняя защита, оберегающая человеческое сердце от слишком
страшных картин. Я не воспринимал лежащие передо мной тела как останки еще
недавно живых людей.
Меня поразило другое. Лишь некоторые из этих несчастных были просто
раздавлены рухнувшими домами. Таких было меньшинство. Остальные же…
Я увидел мертвецов, потемневших и сморщенных, как изюм. Другие казались
окаменевшими. У одного старика плоть была полупрозрачной, и сквозь нее
просвечивали красновато-белые кости скелета. У двоих подростков-близнецов
кожа пошла крупными трещинами и напоминала выжженную пустыню. Некоторые
тела раздулись до огромных размеров.
И такого было много, очень много —
чем дальше, тем страшней!
Я не знал ни одного оружия, которое могло бы делать с людьми такое. Ни
холод, ни пламя были не в состоянии так уродовать тела.
— Что с ними произошло? — спросил я у Друга Лошадей, который стоял у стены
и с брезгливой усмешкой наблюдал, как я обхожу ряды трупов.
— Их убила Пылающая прорва.
— Но… как?
— Если бы мы знали, как она убивает, — вздохнул старик, — то, наверно,
смогли бы себя уберечь.
Через несколько минут мы пришли в «хорошее место». Это был тесный, битком
набитый гомонящими людьми трактир с грязными полами и липкими стенами.
Перед глазами замелькали лица — Друг Лошадей поминутно меня с кем-то
знакомил, орал в ухо, совал кружки с мутной брагой. Мой клинок как-то
незаметно перекочевал к нему, но я не возражал. Здешнее пойло было,
видимо, очень дешевым, и оно лилось рекой. Мне хватило одного хорошего
глотка, чтобы возненавидеть этот гнусный кабак, а заодно и весь Город.
Большим преимуществом этого заведения как я понял, была бесплатная
закуска. Посреди зала стояла бочка с квашеной капустой, но от нее шла
такая вонь, что я старался не подходить близко. Да и не только я один.
Старика я быстро потерял из виду, он растворился в хмельной толпе, зато
появилась масса новых знакомых, они что-то громко говорили мне прямо в
лицо; продолжали передавать кружки и с кем-то знакомить.
Голова у меня быстро пошла кругом. Однако я себя контролировал. И сразу
заметил, что в противоположном углу завязалась небольшая потасовка. Ее
участники были уже очень здорово пьяны, ругани и грохота они производили
существенно больше, чем хороших ударов. Но затем один потный здоровяк,
крикнув «ага!», достал из-под рубашки предмет, похожий на маленькую
гармошку, и с резким скрипом растянул его. Что-то произошло, сверкнула
ярко-синяя вспышка, а несколько человек из числа зрителей с криками
повалились на пол, заливая его кровью. В толпе завопили про старые вещи, и
все кинулись бить здоровяка.
С меня было довольно. Я быстро нашел старика и попытался вытащить его из
этого кошмара, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Ему здесь
было весело.
Я вышел на улицу, с досадой понимая, что прогулка не принесла мне ни
пользы, ни тем более удовольствия. Решил было вернуться в конюшню, даже
сделал первые шаги. Но тут мой взгляд упал на Холодные башни.
Теперь они находились гораздо ближе и снова поразили меня своими размерами
и глубокой, дьявольской чернотой, которая ощущалась даже сквозь висящую
вокруг них туманную дымку. Пожалуй, стоило прошагать несколько километров,
чтобы посмотреть на это в упор, или даже потрогать.
Я обернулся на пыльную улицу, на людей, на кабак, возле которого еще
продолжалась возня и крики. И отправился в путь.
Я шел и шел, а Башни поднимались все выше, заслоняя небо. Я готов был
поклясться, что на моей родной планете Земля нет ничего подобного. А
появись оно — стало бы непременно одним из чудес света. Возможно даже,
первым.
Улицы становились чище, дома — выше и богаче. В какой-то момент я понял,
что мне здесь нравится. Самые сильные, самые богатые люди соблюдали
порядок в своих защищенных Башнями кварталах.
Наконец я приблизился к Башням настолько, что смог различить шероховатости
и мелкие детали на их боках. По каждой из Башен вверх уходили лестницы,
крепления, связки трубок и обветшалых шлангов. Верхушки терялись в клубах
тумана, который становился гуще с каждым десятком метров.
Подул холодный ветер. Я поежился и пошел дальше.
Подул холодный ветер. Я поежился и пошел дальше. Город оборвался
неожиданно. Он закончился унылым замусоренным пустырем, за которым
начиналась полоса кустарника. Я нашел в нем малозаметную тропинку,
продрался по ней и наконец увидел в сотне метров от себя основание
Холодных башен.
Я сразу понял, почему здесь нет ни одного дома. Земля была покрыта светлым
налетом инея. От Башен шел такой пронзительный холод, что только
любопытство удерживало меня и не позволяло рвануть обратно в Город.