очень хорошим лектором. А хорошего лектора всегда полезно и приятно послушать. Расскажите мне еще что-нибудь о той жизни, которую я не застала.
Свекор сел на своего конька и принялся рассказывать всякие истории из жизни семидесятых — начала восьмидесятых годов. Этого, собственно,
Ира и добивалась. Может быть, хоть слово удастся услышать о том, что так волнует Наташку.
После ужина она купила в магазинчике телефонную карту и отправилась звонить в Москву. Телефон-автомат находился здесь же, в холле
гостиницы. Оставался всего один вечер, а Ира купила подарки только Наташе и Бэлле Львовне, надо было срочно посоветоваться, что привезти Саше,
Алеше и Вадиму.
— Натулечка, — радостно заворковала Ира, — я сейчас иду в деревню, пройдусь по магазинчикам. Скажи мне, что купить твоим мужчинам?
Только не вздумай говорить, что ничего не нужно. Я же все равно должна привезти что-нибудь, просто на память. Так что ты мне скажешь?
— Купи им маечки какие-нибудь, говорят, в Турции хороший трикотаж, и недорогой.
Голос у Наташи был отстраненным и усталым. Ира почуяла неладное.
— Натулечка, что случилось?
— Ничего.
— У тебя голос какой-то ненормальный. Кто-то заболел?
— Нет, все здоровы. Просто я только что разговаривала с Люсей. Никак в себя не приду.
— С Люсей? И что сказала эта сумасшедшая графоманка? Она тебя обидела? — забеспокоилась Ира.
— Лучше бы обидела. Она поставила меня в известность о своих планах. Она собирается продать квартиру в Челнах и приехать в Москву вместе
с мамой и Катюшей.
— Как приехать? — задохнулась Ира. — Насовсем?
— Естественно. Ты же знаешь, несколько месяцев назад умер ее муж, теперь она не хочет больше жить в Челнах. Она хочет вернуться в
Москву, где родилась и прожила сорок лет. Ее можно понять.
— Да что ты говоришь, Натулечка?! Неужели ты не понимаешь, что дело не в том, что умер муж, а в том, что твоя мама стала слишком
старенькой?
— Ира, я не желаю это обсуждать, тем более по телефону. Лучше скажи, как у вас там? Море теплое?
— Теплее не бывает, как парное молоко. Завтра вечером я прилечу, послезавтра прибегу к тебе, принесу подарки и все-все расскажу. Целую
тебя. Бэллочку и мальчиков поцелуй от меня.
Ира повесила трубку, но из кабины не вышла. Они всей семьей собирались, как и каждый вечер, идти в деревню, и теперь Игорь с родителями
сидят в холле на мягких диванчиках и ждут, пока она позвонит.
Ира повесила трубку, но из кабины не вышла. Они всей семьей собирались, как и каждый вечер, идти в деревню, и теперь Игорь с родителями
сидят в холле на мягких диванчиках и ждут, пока она позвонит. Вон они, в ее сторону не смотрят, о чем-то разговаривают. Дверь кабины
притворяется плотно, и стекло хорошее, толстое, да и сидят они далеко, не услышат. Можно на две минуты выйти из роли, ничего страшного.
Она снова сунула карту в прорезь автомата и набрала номер Люси в Набережных Челнах, который знала наизусть.
— Я только что разговаривала с Наташей, — начала она без долгих предисловий. — Ты что, собираешься вернуться в Москву?
— Собираюсь. А в чем, собственно, дело?
— И где ты будешь жить?
— Там же, где жила раньше. Между прочим, в этой квартире до сих пор прописана моя мать, ты не забыла? Мама возвращается домой, а вместе
с ней приеду и я с дочерью, нас пропишут, это родственное подселение, тем более я там раньше жила. Не понимаю, что тебя беспокоит?
— Что беспокоит? — заорала Ира, теряя самообладание. — То, что мама была тебе нужна только до тех пор, пока была работоспособной. Ты ни
с чем не посчиталась, ни с Наташкой, ни с ее детьми, ни с самой тетей Галей, ты ее увезла в свои хреновы Челны, потому что тебе было так удобно,
потому что тебе нужна была бесплатная домработница. А теперь, когда эта домработница состарилась и уже не может заниматься твоим хозяйством и
твоим ребенком, а сама требует ухода, ты хочешь вернуться, чтобы все эти заботы скинуть на Наташку, сесть ей на шею и жить за ее счет. Думаешь,
я не понимаю? Это Наташка — добрая душа, всех любит и всем все прощает, но не думай, что твои фокусы пройдут с другими. Не пройдут!
— Ты кто такая? — последовал холодный ответ. — Ты сама сидела на шее у моей сестры и тянула из нее жилы. Я все знаю, мне мама
рассказывала. И после всего этого ты еще собираешься мне указывать? Соплячка! Да я старше тебя больше чем в два раза. И не смей мне больше
звонить.
— Захочу — и буду звонить, сколько нужно! — отпарировала Ира. — Ты мне тоже не указывай, это твоя сестра меня воспитывала и кормила, а
не ты. Ты мне никто и звать тебя никак. В квартире четыре комнаты, если ты еще не забыла. В одной живет Бэлла Львовна, во второй — Наташа с
мужем, в третьей — мальчики, в четвертой — я. Ты что, собираешься спать в прихожей? Или, может, в ванной?
— А тебя это вообще не должно беспокоить, ты же, насколько мне известно, замуж вышла и больше не живешь в этой квартире. Моя дочь может
жить вместе с мальчиками, там большая комната, всем места хватит. А мама поживет у Бэллы Львовны, две пенсионерки всегда найдут общий язык, да и
веселее будет.
— А ты? Ты-то сама где собираешься жить? У Наташи с Вадимом на голове? Или ширмочку поставишь, чтобы их не смущать?
— А я поживу в твоей комнате, тебе она все равно больше не нужна.
— Ну ты, блин, крутая, круче пасхального яйца, — растерянно протянула Ира. Такого она не ожидала и даже слов нужных для ответа подобрать