нужные профессии врачей и учителей оплачиваются жалкими копейками. Армия и милиция развалены, разрушены. Это ты считаешь нормальным? Тебя это не
огорчает и не раздражает?
— Но Вадик, это случилось не сегодня… Почему именно сегодня ты такой злой? Что тебя достало?
— Именно сегодня? — он отшвырнул вилку. — Просто сегодня ты соизволила открыть глаза и обратить внимание на мое настроение. Тебе давно
уже безразлично и чем я живу, и как я работаю, и что меня достает! Тебе важна только твоя работа, при помощи которой ты имеешь возможность
прославлять преступных политиков, ведущих нашу страну к гибели. Тебе важны только слава, популярность и рейтинги твоих передач, ничто другое
тебя не интересует.
— Ты же знаешь, я ушла из программы… — пыталась возразить Наташа, но муж ее не слушал.
— Ну конечно, теперь ты рвешься к славе великого кинорежиссера! Премии, овации, признание! Кинофестивали, тусовки, фуршеты, презентации!
А как живет простой народ — ты и знать не знаешь и не хочешь знать. У тебя достаточно денег, чтобы не подсчитывать каждый день, на сколько
подорожало масло и сумеешь ли ты купить целую буханку хлеба или только половину.
— Вадик, я отлично знаю, что и сколько стоит, я сама покупаю продукты каждый день. И считаю каждый рубль. Зачем ты меня упрекаешь? Разве
ты забыл, как я раскладываю деньги по конвертам, чтобы на все хватило и чтобы не истратить лишнего?
Она все еще пыталась его успокоить, привести какие-то разумные доводы, но понимала, что доводов этих не найдет. Что можно
противопоставить реальному обнищанию пенсионеров, врачей и учителей? Что может утешить высококлассного специалиста, не по своей вине
превратившегося в безработного? Жалкие слова о неизбежных экономических трудностях переходного периода? Политические резоны? Примеры того, что
справедливого социального устройства не бывает в принципе, что при любом экономическом режиме обязательно будут обиженные и обделенные? Об этом
можно было бы говорить в газетной статье или с экрана телевизора, но с мужем, дома, за ужином дискутировать на политические темы…
— Давай закроем тему, — примирительно произнесла она, стараясь говорить мягко и тепло. — Ты пришел домой, а не на политический диспут.
Лучше поговорим о домашних делах. Мальчики мне сказали…
Но он не дал ей закончить фразу.
— Ах вот как?! Ты считаешь ниже своего достоинства говорить со мной о политике? Ну разумеется, кто я такой, чтобы обсуждать со мной
такие сложные проблемы! Всего лишь продавец, стоящий за прилавком на вещевом рынке! Я — торгаш, существо низменное и не достойное уважение. Я —
никто в твоих глазах! Ничтожество, годное только на то, чтобы приносить в дом деньги. Так или не так?
Наташа чувствовала, как темнеет в глазах, все вокруг становится ядовито-красного цвета — цвета злобы и ненависти.
Так или не так?
Наташа чувствовала, как темнеет в глазах, все вокруг становится ядовито-красного цвета — цвета злобы и ненависти. Все, пора кончать с
этим. Бэллочка права. И Инка права. И Вадим прав. Все кругом правы, кроме нее. Но у нее нет больше сил это выносить.
— Это не так, — она говорила совсем тихо, потому что каждый звук болью отдавался в затылке, — но я не хочу, чтобы ты думал… чтобы
чувствовал…
Господи, она растеряла все слова, она никак не может составить связную осмысленную фразу, чтобы выразить то, что хочет донести до его
сознания.
— Вадим, выслушай меня. Тебе очень тяжело, я это понимаю. Ты попал в невыносимую ситуацию. Я вообще удивляюсь, как ты до сих пор
сохранил здоровую психику. Я на твоем месте давно уже свихнулась бы. Но я не хочу больше, чтобы ты мучился. Это не нужно ни мне, ни тебе. Давай
купим для тебя отдельную квартиру, и ты будешь жить один. Так будет лучше для всех, поверь мне.
Он резко отодвинул тарелку и встал.
— Ты меня выгоняешь?
— Неправда. Я тебя не выгоняю. Я только хочу, чтобы тебе жилось лучше и легче. Ты очень устал, ты измотан, нервы у тебя на пределе. Ты
все время кричишь, ты всем недоволен, постоянно ворчишь, бранишься… Ты запугал всю семью. Тебя все боятся. Разве ты не заметил, что когда ты
приходишь домой, все стараются без необходимости не выходить из своих комнат, чтобы не нарваться на тебя? Не нужно продолжать эту пытку. Давай
купим тебе квартиру, и ты освободишься о нас.
— Так, — протянул он. — Стало быть, не нужен стал. Пока был богатым подводником, был нужен, а как стал шмотками торговать, так пошел
вон? Еще бы, знаменитой Наталье Вороновой не пристало иметь такого мужа. Ей больше бизнесмен какой-нибудь подойдет, вроде Ганелина, который по
тебе давно сохнет. Ну что ж…
— Вадим, как ты можешь?! — почти закричала она. — Ты не должен так говорить! Это неправда…
Она разрыдалась и не услышала, как Вадим вышел из комнаты. И только когда до ее слуха донесся стук закрывшейся за ним входной двери,
Наташа поняла, что муж ушел. Куда? И когда вернется?
Она постаралась взять себя в руки, вытерла слезы, убрала со стола, вымыла посуду. И села на диван. Пробовала читать — строчки плыли
перед глазами и разбегались в разные стороны. Включила телевизор — и не поняла ничего из того, что ей пытались показать и рассказать. То и дело