бить тарелки и закатывать истерики, не вредно иногда и покурить, чтобы адреналин в почках не оседал. Есть такая теория.
— Есть, — согласилась Ира, — я тоже про нее слышала. А ты что, Вадика боишься? Я не представляю, чтобы тебе кто-то мог что-то запретить.
Ты — Наталья Воронова, известный на всю страну человек, бесстрашно критикуешь власти, а куришь тайком от мужа. Смешно!
— К сожалению, это не смешно, а грустно. У Вадика свои представления о том, что такое правильно и что такое неправильно. Я не могу с
этими представлениями бороться, мне проще подладиться.
— Вот, ты и с Люсей такая же! Не хочешь бороться с ее представлениями, тебе проще подладиться под нее. А она этим пользуется. Неужели ты
и на работе такая же?
— Ну уж нет, на работе я совсем другая. Но работа — это работа, а семья — это семья. Покой, мир и любовь в семье для меня самое главное
на свете, понимаешь? Ради этого я легко наступаю себе на горло. Я думаю, что у меня и карьера сложилась именно потому, что она никогда не была
для меня на первом месте. Когда к чему-то не особенно стремишься, оно само в руки идет. А в семье у меня все время что-то не получается.
Наверное, это оттого, что я слишком много в нее вкладываю… Впрочем, мы же договорились больше это не обсуждать. Иришенька, я хочу, чтобы ты мне
пообещала одну вещь.
— Хоть три! — с готовностью отозвалась Ира.
— Три мне не нужно. Дай мне слово, что если ты встретишь человека, которого полюбишь и за которого захочешь выйти замуж, ты немедленно
уйдешь из семьи Мащенко и забудешь обо всех моих страхах.
Дай мне слово, что если ты встретишь человека, которого полюбишь и за которого захочешь выйти замуж, ты немедленно
уйдешь из семьи Мащенко и забудешь обо всех моих страхах. Ты можешь мне это пообещать?
— Могу, — твердо ответила Ира.
Да она бы пообещала Наташке все, что угодно, лишь бы та была спокойна и ни о чем не тревожилась. А из семьи Мащенко она никуда уходить
не собирается. Ей там хорошо. Во всяком случае, пока.
Игорь
Злосчастная среда все-таки наступила, и надо было ехать к Женьке Замятину, сегодня годовщина гибели Генки Потоцкого. Жека уже начиная с
понедельника обрывал Игорю телефон с напоминаниями о том, что ждет его в среду вечером, после работы.
Метров за двести до Женькиного дома Игорь заметил на улице Ляльку, племянницу Замятина, дочку его старшей сестры. Пятнадцатилетняя
девица с крашеными «в полосочку» волосами сидела в скверике в компании еще двух девочек и двух парней сомнительного, как показалось Игорю, вида.
Он остановил машину и подошел к ним.
— Привет! — хмуро процедила Лялька, увидев его. — Ты к Женьке? Иди скорей, он уж заждался, с самого утра готовится.
Под словом «готовится» подразумевалась легкая выпивка, Игорь это знал. Неужели Женька успел к вечеру набраться? С одной стороны, это
плохо, потому что пьяный Замятин становился совершенно невыносимым. Но с другой стороны, может, и к лучшему. Через короткое время алкоголь
совсем свалит его с ног, и Игорь сможет с чистой совестью уйти.
— И что, старательно готовится? — с любопытством спросил он. — Много выпить успел?
— Не так чтоб очень. Но разговоров… Фотки из всех альбомов повытаскивал, раскладывает их на полу, перекладывает, бормочет чего-то. Не
разберешь.
Лялька откинула рукой со лба прядь зеленого цвета, и Игорь заметил на ее запястье тонкий браслетик из желтого металла. Бижутерия? Или
золото?
— У тебя обновка? Симпатичный браслет, — дежурно произнес он, чтобы сказать что-нибудь приятное. Лялька казалась ему славной девчушкой,
несколько излишне «попсовой», но это издержки возраста.
— Золотой, — не скрывая гордости ответила она.
— Ну? — искренне удивился Игорь. — Откуда?
— Женька подарил.
— Дорогой, наверное?
— Он сказал — сто баксов.
— Круто. Разбогател твой дядюшка, а? С каких это пор?
— Это ты у него сам спроси. Он нам денег не дает, все скрытничает, а потом — раз! — и подарок какой-нибудь покупает. Мне браслет, матери
пальто кожаное. Бабушке даже сервиз подарил, «Мадонну», она всю жизнь о таком мечтала. И чего в нем хорошего? Ни красоты, ни стиля,
средневековье какое-то. Я ему говорила, Женя, давай, если деньги есть, лучше купим французскую посуду, она модная и не бьется. А он отвечает,
мол, на свое модное сама себе зарабатывай, а у матери мечта была. Придурок какой-то, честное слово!
— Ладноладно, ты потише, — строго сказал Игорь, — он все-таки твой дядя.
Выбирай выражения. Ну, счастливо тебе потусоваться, я пошел.
Женька выкатился ему навстречу в камуфляже, с неизменной сигаретой в углу рта. Вопреки ожиданиям, он был скорее трезв, чем пьян. Игорь
выставил на стол купленную в магазине водку, отвинтил крышку, разлил в три рюмки, одну из которых по православному обычаю Женька накрыл кусочком
черного хлеба. Посреди стола в рамке стояла фотография Потоцкого с черной ленточкой по диагонали. Выпили за помин души не чокаясь. Поболтали о
том — о сем. Женька был настроен благодушно, даже шутил, чего Игорь давно уже за ним не замечал. Когда водка в бутылке почти кончилась, Игорь
решился задать вопрос, который интересовал его еще с воскресенья, а после сегодняшней встречи с Женькиной племянницей стал почти мучительным.
— У тебя, кажется, деньги завелись? — как можно равнодушнее спросил он.
Женька вскинул на него хитрые и почти не пьяные глаза, прищурился.
— Ну, допустим. Тебя это волнует?
— Нет, просто интересует. И откуда же?
— Оттуда.
— А поконкретнее?
— Ты меня как мент спрашиваешь или как друг?
— Пока как друг.
— Если как друг, то я тебе и отвечу как другу: не твое дело. Не обидишься?
— Обижусь. Что за тайны, Жека? С каких это пор?
— Давай лучше еще выпьем, — уклонился от ответа Женька. — Не бойся, не последняя, у меня еще две бутылки есть.
Игорь опрокинул рюмку, опустошив ее в один глоток, закусил бутербродом с колбасой и маринованным огурчиком.
— Ладно, ответ другу я, считай, принял. А если бы я спросил тебя как мент? Что бы ты мне ответил?
— А менту я ответил бы, что пусть сначала докажет, а потом будем разговаривать. Годится такой вариант?
Все ясно, Женька впутался в какой-то криминал. И вполне возможно, именно в тот, о котором шла речь в воскресенье у Жорика в гостях. Кому