Наташа, он точно так же мог искренне и горячо верить в правильность линии партии, правительства и цензуры и делал все, чтобы эту линию
поддерживать. Она была обманута самой идеологической линией партии. Как же можно было быть такой слепой? Как можно было так безоглядно верить?
Тогда, в семидесятых, Наташа делала все правильно, потому что верила. И теперь ей было мучительно стыдно за эту веру. Безмозглая идиотка,
тупица, безропотно позволившая заморочить себе голову! И из-за этой своей тупости испортившая кому-то жизнь. Вальке Южакову, например… А потом,
когда к острому и непроходящему чувству стыда прибавился еще и страх, испортившая жизнь Иринке. Конечно, никто не мог предполагать, что все так
обернется, что Иринка не просто подойдет поближе к Мащенко, но решит войти в их семью, выйдет замуж за Игоря, влюбится в его отца и будет
страдать.
Никогда не знаешь, что будет потом… Тогда, в семидесятых годах, невозможно было представить, что где-то откроют архивы КГБ и начнут
выявлять и клеймить тех, кто сотрудничал с комитетом, вытащат на свет божий чьи-то подписки и будут через суд выяснять, настоящая на них подпись
или поддельная, как это случилось с Казимерой Прунскене. А потом, когда скандал с Казимерой был в самом разгаре, трудно было предположить, что
все заглохнет, что волна разоблачений не перекинется на Россию и что вопрос сотрудничества с КГБ вообще перестанет кого бы то ни было волновать.
Если бы уметь предвидеть будущее, скольких ошибок люди могли бы избежать! Но им не дана такая способность, и каждый раз, совершая поступок или
принимая решение, они не знают, чем это обернется. Можно предполагать, можно тщательно просчитывать варианты и анализировать возможные
последствия, но все равно нельзя знать точно. И приходится опираться только на свою совесть, оценивая, будет ли тебе в будущем стыдно за этот
поступок или за это решение. Казалось бы, точный и безупречный критерий, но даже он не может гарантировать спокойствия души, если меняются или
вовсе разрушаются моральные устои и принципы. Разве стыдно было когда-то помогать государственной идеологической политике? А теперь вот выходит,
что стыдно.
Конечно, Наташа не сердилась на Иринку и не обижалась, она прекрасно понимала, что происходит в душе ее воспитанницы. Прошла осень,
наступила зима, съемки закончились, Наташа дневала и ночевала на студии, встречаясь с Ирой только на озвучании. Возможность поговорить без
спешки и присутствия посторонних выпадала нечасто, но Наташа видела, что Иринка постепенно успокаивается, свыкаясь с ситуацией. Все реже и реже
она вспыхивала негодованием по поводу того, что не ей, а Лизавете достается счастье быть с Виктором Федоровичем, обнимать его и говорить ему
«ты». Острая влюбленность мало-помалу переходила в спокойное глубокое чувство, печальное в своей безысходности и прекрасно-хрупкое в своей
нереализованности.
Наташа разлила кофе в маленькие изящные чашечки, поставила на стол сахар и, специально для Иры, пластмассовую коробочку с заменителем
сахара, сливки и вазочку с по-прежнему любимым печеньем «курабье».
— Как у тебя дома? — спросила она Иринку.
— Все спокойно. Муж пьет и шляется, свекровь зарабатывает деньги в частной клинике, свекор вершит политику. Все как обычно.
— А на душе как?
— Смутно, — Ира вздохнула, размешала ложечкой сахарные таблетки, — но в целом тоже спокойно. Кажется, я смирилась и привыкла. Надо же,
когда-то мне казалось, что умру, если он мне не достанется, помнишь?
— Помню, конечно, — улыбнулась Наташа.
— И ведь не умерла, — Ира с недоумением пожала плечами. — Продолжаю жить, как ни странно. Удивительно, иногда у меня тело берет верх над
разумом, и тогда я такое творю, что потом даже подумать страшно. До сих по не могу без стыда вспомнить, что наговорила тебе тогда на съемках.
— Прекрати, — поморщилась Наташа, — ну сколько можно об одном и том же. Проехали и забыли, хватит.
Да, тело у Иринки частенько брало верх над разумом, это верно. И Марик, ее отец… Пошел на поводу у голоса тела, переспал с красивой, но
абсолютно не нужной ему соседкой, и вот результат.
И Марик, ее отец… Пошел на поводу у голоса тела, переспал с красивой, но
абсолютно не нужной ему соседкой, и вот результат. Надо же, как гены сказываются! Это у нее точно не от матери, Ниночка целенаправленно охмуряла
и соблазняла Марика, хотела замуж за него выйти. Красивый парень, во всех отношениях приличный, с образованием, непьющий — это куда лучше, чем
алкаш-работяга Николай. Для Ниночки близость с Мариком не была продиктована зовом тела. Впрочем, мать Иринки никогда себя не блюла, но отнюдь не
оттого, что была нимфоманкой, не умеющей справляться с собственными сексуальными желаниями, а исключительно по «внетелесным» соображениям: за
новые туфельки, за бутылку или просто для веселья, за компанию. А вот Марик поступил, может быть, всего один раз в жизни, именно так, как потом
постоянно вела себя его дочь. Марик-то, судя по всему, умел справляться с голосом тела, он всегда, кроме того единственного случая, был разумным
и осторожным, но Иринке этих качеств не передал. Она от матери унаследовала легкомыслие и бесшабашность, тягу к спиртному и нежелание