уголовного дела. Воронова слушала его с каменным лицом, на котором Руслан, как ни силился, не смог заметить ни малейших признаков сочувствия или
хотя бы просто заинтересованности, не говоря уже о готовности помочь. Никакой готовностью тут и не пахло. Похоже она вообще не слышала, о чем он
говорит, погруженная в свои мысли.
— Так, — произнесла она, когда Руслан закончил, — и какой совет вам нужен?
— Что делать дальше. К кому идти, к кому обращаться. Понимаете, Наталья Александровна, я уже знаю, в каком направлении искать, но я не
знаю, как это сделать. У меня нет связей ни в милиции, ни в прокуратуре, я для них человек с улицы, со мной никто и разговаривать не станет. Вот
если бы им позвонили и попросили мне помочь…
— Но у меня тоже нет связей в вашей милиции и в вашей прокуратуре. К сожалению, тут я ничем не смогу быть вам полезной.
— Совсем не обязательно иметь знакомства в нашей милиции, достаточно организовать звонок из Москвы, чтобы они подняли материалы 1984
года о пропавших без вести, о нераскрытых убийствах и о неопознанных трупах и дали эти материалы мне. Я на сто процентов уверен, что Бахтин
совершил еще одно убийство, за которое не понес ответственности, а мой брат об этом узнал, поэтому и оказался убитым. У вас же наверняка есть в
Москве такие знакомые, которые могли бы позвонить в Кемеровское областное УВД и приказать им…
Она отрицательно покачала головой, но глаза ее оставались равнодушными и холодными. Даже не холодными, подумал Руслан, а внезапно
замерзшими.
— Я очень не люблю, — медленно произнесла Воронова, — когда меня пытаются использовать. И тем более не люблю, когда под невинным
предлогом взятия автографа ко мне в дом приходят люди и начинают просить о помощи. Если у вас были ко мне какие-то просьбы, вам следовало
заявить об этом с самого начала, еще вчера, когда вы разговаривали по телефону с моей соседкой. Вы же ни словом об этом не обмолвились. То, что
вы сделали, чрезвычайно похоже на обман. Я этого не терплю. Давайте журнал, я подпишу его, и распрощаемся.
Руслан молча протянул ей журнал с предусмотрительно вложенной закладочкой, получил автограф и покинул квартиру совершенно
обескураженный. После такого теплого приема в начале и приглашения на работу в Москву он никак не мог предположить, что Воронова обойдется с ним
подобным образом. Просто-таки выставит за дверь. Ладно, Наталья Александровна, без вас обойдемся.
ЧАСТЬ 6
Тот, кто знает.
1994 — 2000 гг. Наталья
Весь январь риэлторы почти ежедневно звонили и предлагали различные варианты расселения, но ни один из них Наташу с Вадимом не устроил.
То две квартиры оказывались слишком далеко друг от друга, то рядом, но в совершенно неприемлемом районе, то вместо четырехкомнатной квартиры
предлагали двухкомнатную. В феврале интенсивность предложений резко упала, а к апрелю риэлторы и вовсе заглохли, оказавшись не в силах подыскать
что-то подходящее. Вадим, сперва воодушевленный скорой, как ему казалось, перспективой переехать в отдельную квартиру, постепенно сникал,
становясь все более мрачным и молчаливым. Наташа старалась делать все возможное, чтобы лишний раз не раздражать мужа, и в конце концов решилась
предложить Бэлле Львовне сделать операцию на глазах. Та какое-то время колебалась, говоря, что вполне справляется и с таким зрением, но в итоге
согласилась.
— Я понимаю, золотая моя, твой Вадик сердится на меня за то, что я не очень чисто убираю за собой. В этом смысле я действительно плохо
вижу. Что ж, давай поедем к врачу.
Наташа видела, что пожилая соседка безумно боится, и была ей благодарна за понимание. Она и сама волновалась, ей казалось, что операция
на глазах — это что-то сверхъестественное, сверхсложное и сверхтонкое, где ошибка даже в один микрон может привести к катастрофическим
последствиям. Но все сложилось достаточно удачно, и уже к лету у Вадима не оставалось ни единого повода упрекнуть соседку в неопрятности. Наташе
казалось, что теперь муж должен стать спокойнее, но он, тем не менее, делался все менее разговорчивым.
— Я написал рапорт, — заявил он в один прекрасный день.
— Какой рапорт?
— На увольнение.
— Почему?! — в ужасе воскликнула Наташа. — Что случилось? Тебя выгнали с работы?
— Потому и написал рапорт, что не хочу дожить до этого светлого дня, — мрачно процедил Вадим. — У государства нет денег содержать такую
армию, идут повальные сокращения. В том числе сокращению подлежит и моя должность.
— Но сокращают же штатную единицу, а не лично тебя, — возразила Наташа. — Ты можешь перевестись на другую должность.
— И потом трястись от страха, что эту должность тоже сократят? Не забывай, в армии, как и всюду, полно блатных сынков, их
трудоустраивают в первую очередь. Нет уж, лучше я сам уйду. Выслуга у меня большая, я только в штате плавсостава прослужил пятнадцать лет, это
засчитывается как год за два, плюс пять лет училища, плюс два с половиной года в Обнинске. Полную пенсию я уже заслужил, так что буду
увольняться по оргштатным мероприятиям.
— Почему? — снова удивилась Наташа. — Почему по оргштатным мероприятиям, а не по выслуге лет? Ты же сказал, что у тебя большая выслуга.