семейные альбомы просматривала, а там фотки чьи угодно, только не его. Я сначала думала, что она на сына сердится за то, что он уехал, а ее
бросил одну, поэтому все его карточки повынимала из альбомов, чтобы на глаза не попадались и душу не бередили. А уж когда он самолично сюда
явился и я его рожу увидела, вот тут у меня сомнения и закрались. Я тогда, помню, смотрела на себя в зеркало и думала: «Что-то ты, Ирина
Николаевна, до неприличия похожа на соседкиного сынка Марка Аркадьевича. Ну просто одно лицо.» Но ты же помнишь, я тогда как раз замуж выходила,
мне не до родословной было, мысли другим заняты. И потом, на фиг мне было все это выяснять, а вдруг окажется, что я наполовину еврейка, а
Мащенкам это не понравится? Они-то все чистокровные русские, мне было бы жаль, если бы из-за этого свадьба сорвалась. Потом, конечно, я поняла,
что они нормальные люди, не антисемиты. Но подумала, раз Наташка и Бэлла Львовна столько лет ничего не говорят, значит, мне показалось. Мало ли
людей друг на друга похожи. А вот выходит, что не показалось. Ну, козел! Ну и козел!
— Погоди, — ошарашенный этой тирадой Андрей потряс головой, — ты о ком говоришь? Кто — козел?
— Да кто же? Марк Аркадьевич уважаемый, папаня мой.
— Ира, побойся бога, что ты говоришь? — возмутился он. — Он же твой отец. Как ты можешь так отзываться о нем!
— Ой, Андрей Константинович, ну я вас умоляю! Какой он мне отец? Завалил смазливую соседку под горячую руку, с похотью не справился, вот
и все его отцовство. Что вы на меня так смотрите? Что я, неправду говорю? Да мне бабка Поля сто раз рассказывала, как маманя моя блудливая,
царствие ей небесное, под соседского сына подлечь пыталась, а он ни в какую не хотел, боялся, что жениться потом придется. И про тот
единственный раз, когда мамане этот фокус все-таки удался, тоже бабуля поведала, она в выражениях не стеснялась, сами знаете, и деликатничать со
мной не пыталась.
Только баба Поля не знала, что ее дочка от этого фокуса забеременела. Маманя, судя по всему, тоже не знала или не была
уверена, она же тогда со своим будущим мужем вовсю трахалась. Поди пойми, от кого она меня родила. Тем более у официального моего папки Николая
дед был рослый и чернявый, вот на него и списали. Это еще хорошо, что его вовремя посадили, а то посмотрел бы он на меня взрослую — сразу бы
увидел, что дедом его тут и не пахнет, что тут сплошное соседское наследство.
Ира говорила, все больше и больше распаляясь. Наташа слушала ее с изумлением и видела, что с каждым словом будто по кусочкам
отваливается фасад Ирины Савенич, обнажая грубую и бесцеремонную девчонку Ирку Маликову.
— Ирина, я попрошу тебя следить за речью, — жестко сказала Наташа. — Как бы там ни было, но ты говоришь о своих родителях, о матери и об
отце. Имей уважение к ним.
— О матери и об отце? — взвизгнула Ира. — О какой матери и о каком отце? О матери, которая пила водку литрами еще до моего рождения,
которая скакала от мужика к мужику за бутылку дешевого портвейна и допилась до того, что на ровном месте угодила под машину? Об отце, который
меня не признал и смотался в сытую заграницу, оставив меня с тремя алкашами? И это говоришь мне ты, Натуля? Ты, которая заменила мне и мать, и
отца, и сестру? Ты, которая двадцать лет со мной мучилась? Да нет у меня к ним ни любви, ни уважения, нет и быть не может. Они меня предали, они
меня бросили на произвол судьбы. Когда я еще совсем маленькой была, мать со мной ни разу не погуляла, я знаю, мне баба Поля рассказывала. Все на
тебя спихнули, Натулечка, и гулять со мной, и играть, и в детскую кухню за питанием для меня бегать, и пеленки мои стирать.
— Не надо так говорить, Ириша, — тихо попросила Наташа. — Не надо говорить «спихнули». Мне это было в радость. Я очень тебя любила.
— Да как ты не понимаешь?! — в отчаянии воскликнула Ира. — Это должно было быть в радость матери, а не тебе! Я тебе до конца жизни буду
благодарна за то, что ты все это делала, но я никогда не прощу свою маманю за то, что она этого НЕ делала! И козел этот американский мне не
нужен! Раз он меня бросил, раз я ему была не нужна, то я и слышать о нем ничего не хочу.
— Ну-ну-ну, успокойся, — пришел на помощь Андрей, который решил взять ход разговора в свои руки. — Никто тебе Марка Аркадьевича не
навязывает, никто не заставляет тебя с ним общаться. Речь идет вообще не о нем, а о твоей бабушке Бэлле Львовне. У тебя не может быть к ней
никаких претензий, она вместе с Наташей делала все для того, чтобы ты выросла здоровенькой и красивенькой. Она тебя не бросила, она от тебя не
отказывалась. Верно?
— Верно, — всхлипнула Ира, которая, выплеснув негодование в крике, уже успела расплакаться. — Она меня любила. И я ее тоже любила.
— Ну вот и славно. Значит, ты с чистым сердцем примешь ту часть бабушкиного наследства, которую она тебе отписала. А любить Марка
Аркадьевича тебя никто не обязывает, можешь не любить, если не хочешь.
— Все равно он козел, — с детским упрямством твердила Ира. — Это же надо до такого додуматься! Свинтить за бугор и поручить Наташке
заботиться о его матери и вырастить его внебрачную дочь! Да Наташке самой-то тогда всего семнадцать было, она же только-только школу закончила.