всего двумя вопросами — один по биографии, другой по Уставу КПСС, на партсобрании все прошло еще проще, ведь Казанцеву хорошо знали в институте
как отличницу и бессменного комсорга своего курса.
После защиты диплома все тот же Виктор Федорович помог ей устроиться редактором на телевидение, это было огромной удачей. Вообще среди
выпускников сценарного отделения считалось крупным везением попасть после окончания института либо на телевидение, либо редактором-стажером на
крупную киностудию, например, на Мосфильм.
Многие, не имеющие связей и возможностей, так и оставались свободными художниками с дипломом на
руках. А Наташа, благодаря профессору Мащенко, получила постоянную работу и зарплату, целых 110 рублей. Правда, после вычета налогов оставалось
всего 100 рублей 40 копеек, но это было существенно лучше, чем вообще ничего.
Больше она никогда ничего не слышала о Викторе Федоровиче и ни разу с ним не встречалась, даже случайно не сталкивалась.
К двадцати пяти годам Наташа начала понемногу прозревать. Идейная убежденность в правильности коммунистических идеалов стала шататься и
рушиться, она пристально вглядывалась в окружающую жизнь и шаг за шагом продвигалась к пониманию того, что ее обманывали. Нет никакой «единой
общности людей — советского народа», а есть люди, очень разные и очень непохожие друг на друга, которых насильственно пытаются сделать равными и
одинаковыми по образу мыслей и образу жизни, по достатку независимо от трудолюбия и талантливости, по вкусам, пристрастиям и даже внешнему виду.
Нельзя высовываться, нельзя выделяться, нельзя быть не таким, как другие. Все должны быть похожими друг на друга, жить в одинаковых домах, в
одинаковых квартирах с одинаковой мебелью, одинаково одеваться, любить одни и те же книги и фильмы (о том, какие именно, регулярно сообщали
народу через газеты), а также членов Правительства и Политбюро ЦК КПСС.
— Бэлла Львовна, я просто не верю, что вы сами этого не видите, — поделилась она как-то своими сомнениями с соседкой.
— Ну почему же, — усмехнулась та, — я отлично все вижу и понимаю, я же не слепая.
— Тогда зачем вы с самого детства заставляли меня быть сначала активной пионеркой, потом активной комсомолкой, советовали как можно
скорее вступить в партию? Зачем, если вы понимали, что все это — ложь и демагогия?
— Золотая моя, где бы ты сейчас была, если бы мы с твоими родителями тебя вовремя не вразумили? Твой папа Александр Иванович — умный
человек, он понимал, что если позволить хоть капле сомнения проникнуть в твою детскую головку, то ты пропадешь в нашей стране. Ты просто не
выживешь. Не сможешь адаптироваться, не сможешь подладиться под существующие правила и нормально устроить свою жизнь. Если бы ты не верила свято
во все эти пионерские, комсомольские и партийные дела, ты бы не достигла того, чего достигла. И уж точно не работала бы сегодня на телевидении,
можешь мне поверить. На телевидение идейно непроверенных не допускают.
Наташу сжигал стыд. Особенно при воспоминании о Вальке Южакове. Какой она была дурой, как же она позволила так заморочить себе голову!
Дала себя завербовать, да-да, завербовать, никаким иным словом она не могла бы назвать то, что сделал с ней Виктор Федорович Мащенко. Он работал
на КГБ, это яснее ясного, вербовал среди студентов тех, кто мог стать источником полезной информации и помогать заблаговременно ставить на
контроль идейно неблагонадежных будущих кинодеятелей. Именно они, эти неблагонадежные, впоследствии и оставались «свободными художниками». Их
ниоткуда не исключали, но никуда и не брали, а написанные ими сценарии ни при каких условиях не могли попасть в редакционный портфель ни одного
творческого объединения, ни одной киностудии. Конечно, все это было прикрыто мифической доктриной Даллеса по моральному разложению советского
общества, и противостоять выполнению такого плана — дело нужное и правильное, тут сомнений быть не может.
Конечно, все это было прикрыто мифической доктриной Даллеса по моральному разложению советского
общества, и противостоять выполнению такого плана — дело нужное и правильное, тут сомнений быть не может. Только план-то составлялся когда?
Сразу после войны, когда мораль еще была, и было, что разлагать. В этой морали была воспитана и сама Наташа, понятия любви к Родине,
самоотверженной борьбы за скорейшее наступление коммунизма, честности, добросовестности в делах по принципу «сначала общественное, а только
потом — личное», преданности интересам коллектива, взаимопомощи и взаимовыручки, необходимости выполнять данные обещания были ключевыми во всей
ее недолгой пока жизни, и тогда, в середине семидесятых, она ни на секунду не усомнилась в том, что этот же моральный стержень пронизывает все
общество. Теперь же, в начале восьмидесятых, она отчетливо видела, что никакой морали и никакой идеологии на самом деле нет. То есть все это
есть в партийных документах и в громких словах, произносимых с высоких трибун, а в реальной жизни ничего этого уже давно не осталось, все
прогнило и рухнуло, и на месте развалин слабым дымком вьется скрытое недовольство, осколками битого стекла поблескивает ядовитый скепсис да