состоянии завоевать и удерживать статус главы семьи, но есть другая женщина, для которой он — главный в стае и с которой у него все отлично
получается.
Первым порывом было поговорить с мужем, прояснить ситуацию, и если он нуждается в ее помощи и моральной поддержке, сделать все
возможное, чтобы вернуть ему душевное равновесие. Но Наташа все откладывала решительный разговор, испытывая неловкость и чувствуя какие-то
непонятные сомнения. И в один прекрасный день поняла, что никакого разговора не будет. Мудрая и проницательная Инка Гольдман была права, она не
любит мужа, тяготится им, без радости возвращается домой. Они с Вадимом совсем чужие. Просто поженились когда-то, потом родились дети, а после
этого вроде как само собой разумеется, что нужно поддерживать брак. Зачем? Для чего? Сыновья уже большие, через год Сашка закончит школу, через
два года — Алеша. Они вполне разумно отнеслись бы к разводу родителей, тем более что до десяти лет росли фактически без отца, а теперь и вовсе
дома почти не бывают и в обществе Вадима особой нужды не испытывают. Конечно, свинство с ее стороны так рассуждать, ведь именно хорошо
оплачиваемая тяжелая и вредная для здоровья (рядом с реактором-то!) служба Вадима позволила ей содержать долгие годы всю квартиру, не только
детей и себя, но и соседей, еще и Люсе с матерью деньги посылать. А сейчас он занимается постылой и вызывающей отвращение работой, чтобы решить
проблемы ее сестры. Ну что ж, Вадим имеет право оставаться ее мужем ровно столько, сколько захочет. Она не может и не должна рвать с ним
отношения, но и удерживать его и пытаться сохранить брак она не станет. Бессмысленно.
— О чем ты так глубоко задумалась? — донесся до нее голос Ганелина. — Историю на двадцать серий сочиняешь?
Наташа очнулась, виновато тряхнула головой.
— Я думаю о том, что теперь встречаюсь с тобой тайком от мужа, — честно призналась она, радуясь в душе, что может быть откровенной с
Андреем. Как хорошо все-таки, что он есть!
— И тебя от этого коробит?
— Нет, я принимаю это как факт. Но знаешь, не так-то просто менять представления о самой себе. Столько лет считать себя идеальной женой
и на сорок втором году жизни вдруг начать бегать на тайные свидания…
— Ну, не преувеличивай, — рассмеялся Андрей. — Разве наши встречи можно назвать свиданиями? Тайными — да, возможно, но уж точно не
свиданиями.
— Почему? Ты же цветы подарил, в ресторан повел. Все как положено, как у больших.
— Свидания, Наташенька, существуют не для цветов и ресторанов, а совсем для другого. А мы с тобой за двенадцать лет ни разу даже не
поцеловались.
Его губы на круглом пухлом лице по-прежнему улыбались, но глаза сделались грустными.
Его губы на круглом пухлом лице по-прежнему улыбались, но глаза сделались грустными. Наташа чувствовала, что в ней происходит что-то…
Что-то такое, чему она никак не могла дать определения.
— Так в чем же дело? — с наигранной веселостью сказала она. — Давай поцелуемся.
— Прямо здесь?
— Так никого же нет.
— А официанты?
— Они не в счет. Или ты не хочешь?
Андрей медленно поднялся с места, потянул ее за руку. Наташа послушно встала. Господи, она уже забыла это восхитительное ощущение
долгого умелого поцелуя, страстного и нежного одновременно. От охватившей ее горячей волны почему-то зазнобило, даже пальцы похолодели. Как
странно… Разве можно замерзнуть от горячего?
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы прервать поцелуй и отстраниться от Андрея. Надо сесть, а то ноги подкашиваются.
— Ты очень хорошо целуешься, — произнесла она, стараясь казаться спокойной, чтобы скрыть охватившее ее смятение.
— Все эти годы я наращивал мастерство, чтобы не ударить лицом в грязь, когда настанет момент, — с улыбкой ответил Андрей, не выпуская ее
руки.
Да, Наташа и об этом знала. С самого начала их отношения с Андреем строились на принципах абсолютной взаимной честности. Если один из
них задавал вопрос, на который другой по каким-то причинам не хотел отвечать, то в ход не шли ложь или увертки, а говорилось: «Не спрашивай, я
не хочу это обсуждать.» От всезнающей Инки и обожающей посплетничать Анны Моисеевны Наташа знала, что Андрей Ганелин не живет монахом, у него за
годы знакомства с Наташей были женщины, с которыми он спал, но жениться на которых даже и не думал. Однажды Наташа набралась наглости спросить
его об этом, и Андрей ответил:
— Да, это правда. Но к тебе это не имеет никакого отношения. Я тебя люблю, и ты это знаешь. А с ними я сплю, потому что я нормальный
мужик. Если бы я мог спать с тобой…
— Но ты не можешь, — решительно прервала его тогда Наташа.
— Не могу. Я это понимаю и ни на чем не настаиваю. Но если ты мне скажешь, что тебе неприятна моя личная жизнь, я все это прекращу.
Прекратить?
— Я же не садистка, — засмеялась она. — И не собака на сене.
Этот разговор состоялся давно, еще до перевода Вадима из Западной Лицы, и в начале девяностых годов, радостно налаживая новую семейную
жизнь с мужем, Наташа частенько думала о том, что не так уж виновата перед Ганелиным. Да, она счастлива с Вадимом, но и Андрей личной жизнью не