единственная возможность найти твою спасительницу и отдать ей долг в тысячекратном размере с учетом инфляции. Ты ничего о ней не знаешь, ни
имени, ни фамилии, помнишь только, что она обмолвилась, будто летит на четыре месяца не то на практику, не то на стажировку.
Баблоев молча допил пиво, сунул бутылку в полиэтиленовый пакет, стоящий в углу кухни — в его доме не было мусоропровода, и пакеты с
мусором он ежедневно выбрасывал в стоящий на улице бак.
— Ну что ж, — подытожил он, — история вполне годится. Но в ней есть огромная дыра.
— Какая? — удивился Руслан. Ему казалось, он все продумал.
— А вдруг Бахтин ее не провожал в аэропорту? Вдруг он вообще тем летом в аэропорту ни разу не был? Что тогда?
— Ничего, — пожал плечами Руслан. — Ты просто обознался. Увидел фотографию в газете, и тебе показалось, что ты этого человека встречал
много лет назад в аэропорту, но, видимо, ошибся. Вот и все, ничего катастрофического. Извинишься и уйдешь. По земле ходит огромное количество
людей, внешне похожих друг на друга.
Вот и все, ничего катастрофического. Извинишься и уйдешь. По земле ходит огромное количество
людей, внешне похожих друг на друга. Вон даже конкурсы двойников проводят.
— Хорошо, — кивнул Володя. — А в какой газете я видел его рожу?
Руслан молча вытащил из сумки газету и протянул другу. На снимке бизнесмен Бахтин, генеральный директор фирмы «Дисплей», торжественно
разрезал ленточку на открытии новой школы-лицея, на строительство которой он выделял деньги в качестве благотворительной помощи. Рядом с
фотографией был напечатан репортаж. Баблоев быстро пробежал текст глазами.
— Ах, так мы еще и благотворительностью занимаемся? — протянул он. — Мы еще и добренькие, оказывается?
— В определенных рамках, — сухо уточнил Руслан. — Это делается очень просто. Оказываешь помощь на две-три тысячи долларов,
предварительно договариваешься о том, что тебе выдадут бумажку, согласно которой ты подарил стройматериалы и оборудование на сумму пятьдесят
тысяч. Эту бумажку несешь в налоговую инспекцию, и тебе списывают пятьдесят тысяч с налогооблагаемой базы. Три тысячи долларов теряешь, зато
экономишь тысяч пятнадцать. Чистая выгода.
В этот момент он вспомнил об Андрее Константиновиче Ганелине, безвозмездно дававшем деньги Наталье Вороновой, чтобы та могла снимать
свое кино. Тоже благотворительность, но не корыстная, не для того, чтобы снизить налоги, а просто из любви к женщине. Это и
благотворительностью-то назвать нельзя. Хотя, наверное, Ганелин, как и остальные, подавал в налоговую инспекцию сведения о том, что энные суммы
перечислены в благотворительных целях. И точно так же снижал налогооблагаемую базу. Кстати, не в этом ли кроется секрет его бескорыстной любви к
Вороновой? Переводил на счет продюсерской компании или киностудии огромную сумму, кинопроизводители ее снимали частями под разные расходы и
возвращали наличными тому же Ганелину. Не все, конечно, что-то себе оставляли, кино же надо снимать. В общем, по договоренности. Воронова просто
помогала Ганелину убегать от налогов. Сэкономленные (проще говоря — украденные у государства) средства они делили между собой. Вот и вся любовь.
А разговоров-то…
В ближайшие дни Руслан дозвонился до фирмы «Дисплей» в Ленинске-Кузнецком и попросил записать его на прием к господину Бахтину по
личному вопросу. Нет, не по поводу работу. Нет, и не по поводу оказания благотворительной помощи. Нет, ничего финансового. Нет-нет, я не
журналист, я преподаю в средней школе физическое воспитание. Нет, завтра я не могу, я живу в Кемерове, мне до вас еще добраться нужно, а перед
этим отпроситься с работы. Да, в следующий четверг будет просто замечательно, у меня как раз свободный день, нет уроков, и я смогу приехать в
любое время, когда господин Бахтин сможет меня принять.
— Я тебя записал на аудиенцию, — сообщил Руслан Володе Баблоеву.
— В четверг в семнадцать часов.
— В четверг? — Баблоев в ужасе схватился за голову. — В четверг я не могу, у тещи день рождения. Жена меня убьет, если я не приду. Она и
так ворчит, что я не родственный, что только свою кавказскую родню уважаю, а ее родителями пренебрегаю. Нет, Руслан, в четверг никак не выйдет,
спокойствие дороже. Ты уж прости. Давай в другой раз.
— Никакого другого раза, — твердо ответил Руслан.
— Никакого другого раза, — твердо ответил Руслан. — Сто километров, два часа езды. В пять часов вечера ты у него, в шесть выезжаешь
оттуда, в восемь — в Кемерове. Будний день, все нормальные люди на работе, они имеют право не освободиться к шести.
— Ловко ты считаешь! — возмутился Баблоев. — Ты что, никогда в приемных у начальников не сидел? Тебя, можно подумать, всю жизнь точно в
назначенное время принимали. А если Бахтин твой меня примет только в восемь?
— Не сиди до восьми. Никто не заставляет. Ждешь до половины шестого и топаешь на вокзал. А секретарше объясняешь, что у твоей тещи день
рождения и тебе непременно нужно вернуться, иначе жена поедом съест, а потом еще два месяца догрызать будет. И попросишь, чтобы она записала
тебя на другой день.
— Два раза кататься? — недовольно поморщился Володя. — Не ближний свет вхолостую-то ездить.
— Короче, — строго сказал Руслан. — Чего ты хочешь? Ты ж деньгами за услугу не возьмешь. Так чем?
— Да будет тебе корыстного какого-то из меня строить! — возмутился спортивный обозреватель. — Ничего мне не надо. Только если…
— Ну-ну, телись, не мычи, — подбодрил его Руслан.
— Придешь с нами к теще на день рождения, а? — Баблоев просительно заглянул другу в глаза. — Она от твоих статей прямо тащится. И млеет