— Я больше не могу здесь находиться.
Втроем они вернулись к машине и забрались в сухой, не успевший остыть салон.
— Куда вас отвезти, Алла Григорьевна? — спросил Руслан.
— Мне все равно. Везите куда-нибудь, только подальше отсюда.
— Где ты остановилась? — обратился он к Ире.
— Нигде. Я сразу из аэропорта примчалась к тебе в редакцию.
— Устроить тебя в гостиницу?
— Не надо. Отвези прямо в аэропорт и помоги улететь ближайшим рейсом, — попросила она.
— Давайте поедем в аэропорт, — неожиданно вмешалась Бахтина.
— Давайте поедем в аэропорт, — неожиданно вмешалась Бахтина. — Там люди, там жизнь… Мне будет легче.
— Как скажете, — коротко бросил Руслан.
В аэропорту выяснилось, что последний рейс на Москву задерживается до четырех часов утра и билеты на него пока есть. Ира купила билет, и
Руслан повел их в бар. Усадив женщин за столик в углу, принес, не спрашивая, три рюмки коньяку, три чашки кофе и бутерброды с сыром и с копченой
рыбой.
— Помянем Бориса Ивановича, — сказал он, поднимая рюмку и глядя прямо перед собой. — Мы все виноваты в том, что случилось. И я, и Ира, и
вы, Алла Григорьевна. Если бы вы рассказали мне все, когда я к вам приходил…
Выпили не чокаясь.
— Борис запрещал мне рассказывать. Я дала ему слово. Сейчас это уже не имеет значения. Там, в больнице, был телевизор в коридоре. Я
слышала ваше выступление. Вы сами все рассказали. Борис уже не услышал. Теперь тайны нет. Теперь и мне можно рассказывать.
Бахтина говорила короткими фразами. Казалось, составление длинного предложения потребовало бы от нее огромного усилия. В шестьдесят
шестом году, когда Борису Бахтину было семнадцать лет, он совершил поступок, который в конечном итоге перевернул всю его жизнь. Он провожал свою
подружку-одноклассницу после школьного вечера. Шли через опустевший городской парк, то и дело останавливаясь и целуясь. Когда их окружили
четверо здоровенных лбов, выдыхающих на три метра перед собой запах перегара, Борис сразу понял, что шансов уцелеть у них нет. Его начали бить,
девочку схватили и поволокли в кусты. После первого же удара Борис упал, и насильники им больше не занимались, в их глазах он ни малейшей угрозы
не представлял. Он поднялся и побежал к выходу из парка, оставляя все дальше и дальше за спиной сдавленные крики одноклассницы. Он мог позвать
на помощь. Мог позвонить в милицию из телефона-автомата или из любого стоящего рядом с парком дома. Мог найти что-нибудь тяжелое, камень или
железный прут, и вернуться, чтобы помочь девочке. Но ничего этого Боря Бахтин не сделал. Он испугался. Испугался до помрачения рассудка, до
потери сознания. Он прибежал домой, быстро разделся и забился в постель, укрывшись одеялом с головой и прижав колени к груди. Родителей не было,
они уехали навестить родственников в деревне.
Избитая и изнасилованная девочка вернулась домой глубокой ночью. Насильников задержали на следующий же день, они накануне были настолько
пьяны, что даже не сочли нужным скрываться после совершения преступления, ибо вообще не понимали, что сделали что-то нехорошее. Бориса вызвали в
милицию. В школе сказали, что девочка ушла с вечера именно с ним, а успевшие с утра опохмелиться и оттого не особенно запиравшиеся преступники,
в свою очередь, и не скрывали, что вместе с потерпевшей был парнишка, которому пришлось пару раз вмазать, чтобы не мешался под ногами.
Следователю Боря сказал, что его ударили, он упал и потерял сознание, а когда пришел в себя, в парке никого уже не было. Он несколько раз обошел
все вокруг, но ни подружки своей, ни приставших к ним парней не обнаружил, и вернулся домой. И только на следующий день узнал об изнасиловании.
Почему сразу не пошел в милицию? Потому что был без сознания и не знал, девочку изнасиловали. Думал, что все ограничилось только тем, что его
побили, а насчет себя заявлять не собирался.
По-видимому, его показания не противоречили показаниям преступников, потому что больше следователь к этому вопросу не возвращался. Да,
они ударили его, да, он упал и не поднялся сразу. После этого они занялись девушкой, а про ее кавалера вообще забыли.
Еще через три дня девочка покончила с собой. Повесилась у себя дома. После того трагического вечера и вплоть до смерти девочки Борис ни
разу с ней не разговаривал. В школу она не ходила, а он сам ее не навещал. Он боялся посмотреть ей в глаза. Он боялся, что она скажет: «Ты не
был без сознания. Я видела, как ты убегал. Почему ты не позвал на помощь? Почему бросил меня там, с ними?»
На похоронах Борис был вместе со всем классом и слушал возникавшие то и дело разговоры о том, что несчастная не вынесла позора, что на
нее начали показывать на улице пальцем, дескать, нечего поздним вечером по паркам шляться и вступать в разговоры с пьяными незнакомыми парнями.
Общественное мнение провинциального сибирского городка твердо стояло на позициях абсолютной виновности женщины в подобных печальных исходах.
Считалось, что если женщина не захочет, то никто ничего с ней сделать не может. Сидела бы по вечерам дома, беды бы не случилось. Группа женщин
среднего возраста, скорбно качая головами в черных платках, обсуждала другую сторону вопроса. Изнасилованную девушку никто потом замуж бы не