на нее теплыми глазами, подносит зажигалку, когда Ира закуривает, и она, не желая отказывать себе в маленьких радостях, каждый раз обхватывает
его руку своими пальцами, наклоняя кончик сигареты к подрагивающему пламени. От этого прикосновения ее бьет током, и она, едва затушив окурок,
считает для приличия до десяти и снова тянется к пачке. Во рту горечь, от избытка никотина пересохло в горле и побаливает голова, но Ира снова и
снова наклоняется к его руке, держащей зажигалку, и прикасается к его теплой чуть шершавой коже.
— Ты слишком много куришь, — с улыбкой замечает Виктор Федорович.
— Я немного нервничаю, — отвечает Ира, глядя прямо ему в глаза.
— Нервничаешь? Отчего? Тебе здесь не нравится? Тебя что-то напрягает?
— Мне здесь очень нравится.
— Тогда в чем же дело?
— Я вас боюсь.
— Очень мило! — рассмеялся Виктор Федорович. — Мы знакомы шесть лет, почти пять живем вместе, и вдруг выясняется, что ты меня боишься. С
чего это? Чем я тебя так напугал?
— Не смейтесь, — очень серьезно сказала Ира. — Вы меня волнуете. Не знаю, что со мной происходит, я никогда так не волновалась в вашем
присутствии.
Что она делает, боже мой, что делает?! Зачем она это говорит? Чего добивается? Чтобы он узнал, что она его любит? И что дальше? Она
совсем голову потеряла. Но есть вещи, которые она чувствует даже не шестым — десятым, двенадцатым чувством, чутьем опытной самки. Она ему
нравится, и не просто как невестка. Она ему небезразлична.
Она ему
нравится, и не просто как невестка. Она ему небезразлична. Ира не может ошибаться в таких вещах, она точно это знает.
Улыбка исчезла из его глаз, дернулись желваки на скулах.
— Ты играешь с огнем, девочка. С пожилыми мужчинами нельзя так разговаривать, не то они могут возомнить бог знает что.
Ира продолжала смотреть прямо ему в глаза. Вот он, решающий момент. Еще можно отступить, перевести все в шутку и уйти на привычную
спокойную дорогу. А можно сделать шаг вперед и прыгнуть в пропасть, из которой еще неизвестно, как потом выбираться, если вообще жива
останешься, все кости не переломаешь.
— Я не играю с огнем, я говорю правду. Не думайте, что мне это легко.
— Правду говорить легко и приятно. Помнишь, откуда это?
Ну вот, он стремится увести разговор в сторону. Ира все сказала, а Виктор Федорович не знает, что с этим делать. Скорее всего, думает,
как бы поделикатнее дать ей понять, что ее интерес к нему остается без взаимности.
— Булгаков, «Мастер и Маргарита», — ответила она, по-прежнему не отрывая взгляда от его лица и наощупь находя пачку и вытаскивая из нее
очередную сигарету.
Щелкнула зажигалка, вспыхнуло желто-голубое пламя. Ее пальцы ложатся на его руку, первая затяжка, струйка дыма, но пальцы остаются там
же. Ира не убирает их.
— Виктор Федорович, я взрослая женщина, я хорошо понимаю, что делаю, и точно знаю, чего хочу. Говорить правду легко и приятно. А каково
ее слушать?
Его рука под ее пальцами судорожно сжимается в кулак с такой силой, что от зажигалки, кажется, останутся одни крошки. Он аккуратно
высвобождает руку.
— Я попрошу счет.
— Конечно.
Неловкое тяжелое молчание висело между ними всю дорогу до метро. Однако попытка доехать до дома натолкнулась на неожиданное препятствие.
Все станции, с которых можно было попасть на Сокольническую ветку, оказались перекрыты, поезда следовали мимо них без остановок. Все платформы,
вестибюли и переходы были забиты людьми. Виктор Федорович взял Иру под руку и плотнее прижал ее локоть к себе.
— Ты не знаешь, что происходит?
— Понятия не имею… Ой, я поняла! Сегодня на Воробьевых горах выступает Жан-Мишель Жарр, там будет грандиозное представление. Поэтому
ветку и перекрыли, чтобы на месте концерта давки не было.
Она говорила быстро и возбужденно, радуясь, что прорвана, наконец, плотная пелена молчания. Еще немного, и она просто задохнулась бы в
этой пелене.
— Что будем делать?
— Попробуем через Кольцевую линию, — предложила Ира. — На «Комсомольской» сделаем пересадку.
Они с трудом пробирались сквозь гудящую толпу. Воинственно настроенная группа тинэйджеров врезалась прямо в них, Виктор Федорович не
удержал Иру, и они мгновенно оказались разделенными потоком людей. Ира прижалась к колонне, ожидая, пока свекор доберется до нее. Ни говоря ни
слова, Виктор Федорович крепко взял ее одной рукой за плечо, другой обнял за талию.
— Придется двигаться так, иначе потеряемся.
Прошло немало времени, пока им удалось оказаться в поезде, следующем по Кольцевой линии метро. То есть немало времени прошло, если
верить часам. Ира вообще не замечала течения минут и секунд, она только чувствовала его руку, которую от ее кожи отделял всего лишь тонкий слой
ткани. Тело горело в том месте, где лежала его рука. И с каждым пройденным вместе шагом пожар распространялся все дальше и дальше, захватывая
спину, грудь, ноги и голову. Ее спина и плечи оказались плотно прижатыми к его груди, и Ира исступленно боролась с искушением повернуться к нему
лицом, обхватить руками и… Нельзя, нельзя, не думай об этом, выбрось из головы. Это неправильно, это плохо. Он этого не хочет. И при каждом