как обычно, кино про любовь и всяческие страдания. Только Наташа в таких случаях ничего не просила, она вообще не смотрит дома видак, у нее
времени нет.
Ира как раз заканчивала протирать влажной тряпкой пол в прихожей, когда Бэлла Львовна вздрогнула и сказала:
— Марик подъехал.
Ира выпрямилась, откинула тыльной стороной ладони упавшие на лицо волосы.
— Откуда вы знаете? Здесь же нет окна.
— Я чувствую. Он сейчас придет.
Чушь какая-то! Собаки обычно чувствуют приближение хозяина, даже кошки, Ира об этом слышала. Но чтобы люди? Она снова взялась за тряпку,
а через несколько секунд услышала звонок в дверь. Ну вот, так всегда бывает, готовишься-готовишься, а ответственный момент наступает как раз
тогда, когда ты к нему вовсе и не готова. А, ладно, какая есть — такая есть, Марик же не жениться на ней приехал, а всего лишь мать навестить.
— Открой, — шепотом приказала Бэлла Львовна.
Она так и сидела в кресле, словно у нее не было сил встать. Ира ногой откинула тряпку в угол и открыла дверь. Мимо нее промчалось что-то
большое, и через мгновение незнакомый крупный мужчина стоял на коленях перед Бэллой Львовной, уткнувшись лицом в ее платье.
— Мама!
— Марик! Сынок… Марик… — тихо повторяла соседка, гладя его по седым волосам и не замечая текущих по щекам слез.
Ира тихонько отступила к своей двери, пусть побудут наедине. И натолкнулась на стоящую в коридоре за углом Наташу. Лицо у нее было
страшным, землисто-серым, измученным.
— Это… Марик? — одними губами спросила она.
Ира молча кивнула.
— И… что там?
— Плачут, — шепотом сообщила Ира. — А ты чего так побледнела? Волнуешься, что ли?
— Немного. Пошли, — Наташа крепко взяла Иру за руку и решительно шагнула вперед.
— Здравствуй, Марик, — негромко и очень спокойно произнесла Наташа, и Ира уже в который раз поразилась ее умению держать себя в руках.
Ведь на ней лица нет от волнения, а голос такой ровный, как будто ничего не происходит.
Мужчина поднял голову, встал. Очки с затемненными стеклами в тонкой оправе мешали разглядеть его глаза, и Ира не увидела, были ли на них
слезы. Марик оказался высоким полным дядькой с толстыми губами, мясистым носом и заметной плешью. Костюм на нем был, правда, очень хорошим, и
сидел идеально, но тем не менее, по мнению Иры, самым красивым в его внешности были все-таки очки.
— Туся? — неуверенно произнес он.
Наташа чуть качнулась вперед, словно на мгновение потеряла равновесие, и мужчина схватил ее в охапку, крепко обнял, расцеловал.
— Туся, Тусенька, как же я рад тебя видеть! Но я бы тебя ни за что не узнал, ты стала другой, совершенно другой!
— Просто я стала старой. Мне было семнадцать, когда ты уехал, а теперь уже тридцать восемь.
— Нет, Тусенька, нет, ты изменилась до неузнаваемости. А это, наверное, Иринка, которой когда-то было два годика?
— Теперь уже двадцать три, — в тон Наташе произнесла Ира. — Здравствуйте, Марк Аркадьевич. Я не думала, что вы меня помните.
— Ну как же мне тебя не помнить? Я всех помню, и мама мне обо всех вас писала. Что же мы стоим в прихожей? Я так разволновался, что даже
багаж на лестнице оставил.
Он принес два огромных чемодана и скрылся в комнате Бэллы Львовны. Ира убрала тряпку, которой мыла пол, и робко постучалась к Наташе.
— Натулечка, а теперь что?
— Ничего, отдыхай пока. Они побудут вдвоем, потом Бэллочка даст знать, когда обед.
Наташа стояла лицом к окну и смотрела на моросящий дождь. Вся ее фигура выражала такое страдание, что Ира не выдержала и расплакалась.
Наталья
У нее было такое чувство, будто она сдает экзамен. Самый главный экзамен в своей жизни. Сегодня она предъявляет Марику результат своих
двадцатилетних трудов — его дочь, красавицу, студентку, будущую актрису, невесту, через две с небольшим недели выходящую замуж. Одобрит ли он ее
работу или сочтет, что Наташа плохо растила и плохо воспитывала его девочку, о которой он специально просил ее позаботиться?
И что скажет ему Бэлла Львовна? Не будет ли жаловаться на отсутствие внимания и заботы, не станет ли сетовать на то, что Наташа взвалила
на нее фактически роль бабушки и заставила присматривать за двумя отнюдь не похожими на ангелов мальчиками?
Она не думала, что придется когда-нибудь «отчитываться о проделанной работе», ведь не протяжении долгих лет с Мариком можно было только
переписываться и перезваниваться, никто не предполагал, что настанет время, когда люди свободно будут выезжать из страны и приезжать в нее, не
испрашивая разрешения ни у кого, кроме посольства.
С 1 января 1993 года вышел новый закон о въезде и выезде, и вот он настал, этот день
экзамена. Не день даже, а целых четырнадцать, две недели.
Вчерашний обед прошел без эксцессов, за столом слышались голоса в основном мальчиков и гостя. Саше и Алеше все было интересно: и какие у
дяди Марка дети, как и чему учат в их школах, какими видами спорта там занимаются, какие в семье Халфиных машины, есть ли у них компьютер и
какие в нем стоят программы и игры. Марик подробно и с удовольствием удовлетворял мальчишеское любопытство, рассказывал о детях — Анне и
Филиппе, он называл их Энн и Филом, рисовал красочные и порой забавные картины американской жизни. Ира, озабоченная проблемой лишних