2896 год от В.И.
28-й день месяца Сирены
ТАЯНА. ВАРХА
Не ушел никто, хотя Эмзар ничего не скрывал и никого не удерживал. Ройгу шаркал по сырому слежавшемуся снегу в десятке вес от Вархи, в загонах ржали и метались почуявшие приближение чего-то страшного длинногривые кони, а их хозяева готовились к последнему делу в своей жизни. Эльфы были спокойны, у них было достаточно времени, чтоб привыкнуть к тому, что рано или поздно все кончается. Те, кто тяготился таррским заключением и не желал знать о нависших над миром бедах, ступали по золотым пескам далеких островов, вздыхая об утраченном Свете. Эмзар вспоминал о них редко, те, кто пошли за ним на север, — тоже, хотя среди ушедших за моря были братья, сестры, родители, дети, бывшие возлюбленные.
Кольцо пылало ровным, сильным огнем, оно казалось несокрушимым и вечным, особенно в сравнении с жалким, несмотря на размеры, созданием, тащившимся к Вархе, но Эмзара не обманывали ни дряхлость Ройгу, ни ничтожность его нынешних служителей. Спешить им было некуда, а силы древнего бога имеют предел, их нельзя растрачивать на пустяки.
— Эмзар, — вошедший Нидаль был в парадных одеждах дома Ивы, — не хочу тебе советовать, и не думай, что я цепляюсь за призраки. Но, может быть, стоит ударить, пока он еще идет?
— Для этого нужно открыть Варху, — покачал головой Снежное Крыло. — Копье Света, без сомнения, пробьет защиту Ройгу, и мы сможем убить поводырей, а возможно, и его самого. Думаю, эта смерть стала бы последней и окончательной. Белый Олень еще не бог, высшая сила, лишенная сознания и воли — не более чем оружие. Сильное, но не всемогущее.
— Тем более его нужно уничтожить.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я устал от нашей стражи и не боюсь умирать. Я боюсь, Нидаль, и я люблю жизнь и Тарру… Мне очень жаль, но мы не можем поднять Копье. Ройгу страшен не сам по себе, ведь Эстель Оскора вернулась, и мы знаем, где она. Не смотри на меня так. Сначала говорить о ней было рано, а потом стало поздно. Я послал за Герикой Клэри, но они не успеют, даже если у них вырастут крылья.
Дело не в Белом Олене, а в Вархе. Тот, кто там засел, отчаялся освободиться своими силами, и он умеет заставить других исполнять его желания.
— Думаешь, хозяин Вархи ХОЧЕТ, чтобы мы сцепились с Ройгу?
— Это на него похоже, вспомни Арцию, вспомни Эанке… Нидаль, эта чума должна оставаться на цепи до появления Геро. Жаль разлучать ее с Александром, но Ройгу и Варха — ее дело.
— Так спасшая его колдунья?..
— Эстель Оскора… Она, кстати, видела тебя и хотела окликнуть, но ты слишком быстро уехал.
— Проклятый тоже вернулся?
— Да, и я надеюсь на Эрасти, но один раз он уже проиграл не силе, а лжи и предательству. Мы не можем позволить обезуметь всей Тарре, а это неминуемо случится, если Ройгу откроет дорогу вархианскому лжецу.
— Ты прав, — наклонил голову Нидаль, — у нас и впрямь нет другого выхода. Бросим жребий?
— Нет нужды. Я не держу здесь никого, но те, кто готовы к жертве, должны ее принести. Вспомни Кантиску.
— Тогда Ройгу помогали силы извне, даже звезды — и те были на его стороне.
— На стороне фантома, сгустка силы, не имевшего материального воплощения. Сейчас Ройгу один, но он возвращен в наш мир, мы лишены талисмана, а Эстель Оскора будет здесь не раньше, чем через кварту, и то, если пройдет тропой Зеркал. Мы не можем рисковать. Придется бросить в огонь ВСЕ.
Эмзар надел серебряный венец, накинул плащ с взлетающим лебедем и направился к выходу, но на пороге остановился, оглядев озаренную по-весеннему ярким солнцем комнату.
— Знаешь, Нидаль, что мне сказал Рене, когда мы снова встретились?
— Что?
— Что ему никогда не хотелось умирать, а значит, он всегда был счастлив. И он никогда не боялся смерти и не лгал себе, а значит, был свободен. Я тоже счастлив и свободен.
— Я предпочел бы уйти с мечом в руке, но это было бы бессмысленно. Отдать свою Жизнь Силе… Говорят, подобное уже было.
— Да, в одном из вечерних миров. В Песне сказано, что из жертвы родилась победа.
— Хотел бы я знать, какой будет наша Песня.
— Я верю, что ее сложит Нэо, когда вернется. Пойдем, нам пора.
Больше до самого Кольца Эмзар не сказал ни слова. Нидаль тоже молчал, он вообще был молчалив даже для эльфа. Голые ветви деревьев, сверкая, тянулись к высокому небу, в котором не было ни облачка, ни птицы.
В море предвесеннего света эльфийское поселение казалось призраком, видением, навеянным снежной сказкой. Оно и будет призраком, когда опустеет. Эмзар не думал, имеет ли право сделать то, что задумал.
Мысли о цене и средствах хороши для философов, возлежащий среди цветущих кустов и с высоты своего знания и добродетели судящих тех, кто ошибался и умирал, в смертный час думая о чем угодно, но не о том, как заклеймят его будущие мудрецы.
— Илла Реи, — Ариэн Нарсиэль преклонил колени перед владыкой Лебедей, — мы готовы.
— Аэвэ Эстеллиэ, — произнес Снежное Крыло. — Спросите свое сердце еще раз. В любви к жизни нет греха.
Дети Звезд молчали. Решение принято — стражи Вархи уйдут. Одни ждали смерти как освобождения от бесконечной пустоты, другие считали себя в долгу перед Таррой, третьи надеялись на жизнь в Свете, четвертые… Кто прочтет последние мысли и сожаления рожденных вечными и решивших сжечь свои жизни ради ничего не подозревающих смертных.