Ужин, во время которого Филипп ничего не ел, превратился в пытку. Алек что-то рассказывал, радовался тому, что сигнор Арвэль разрешил им погостить в Аганне, а для Филиппа это было еще одним доказательством. Почему бы не пообещать смертникам луну с неба? Братишке он ничего не сказал — Шарло, тому можно было довериться, он рос с отцом и его рыцарями, а с Алеком возились мать и сестры, он совсем еще ребенок. Помощи никакой, а пугать — жаль. Филипп из последних сил смеялся вместе с младшим братом и строил планы о том, как они пригласят к себе кузенов, хотя Ларрэны мертвы, а у Шарло хватило ума бежать. А вот он не догадался, а теперь поздно.
Двери в их покои изнутри не запираются и открываются наружу, завалить мебелью — и то нельзя, да и окна выходят во двор. Если б на реку! А тут кричи не кричи. В каминную трубу не пролезть… Уложив брата, Филипп простучал пол и стены: вдруг когда-то сюда вел потайной ход, но звук везде был одинаково глух и безнадежен. И все равно Филипп, как мог, обыскал все три комнаты, ничего не нашел, но убил на это три с половиной оры. Речной Замок затихал, еще пол-оры, от силы — ора, и останутся бодрствовать лишь стоящие на внешних постах и убийцы.
А может, если Арвэль увидит, что он не спит, он отложит убийство? Если ему нужно, чтоб была тишь да гладь, это шанс. Пусть крохотный, но все же… Наставник спросит, почему он засиделся, можно соврать, что зачитался или что у него болит зуб или голова… Нет, голова не годится, с больной головой не почитаешь. Значит, зуб! Тогда ему принесут снадобье, которое придется выпить прямо при Арвэле.
Заставят? Или поставят на стол и вернутся через ору? Человек с больным зубом выпьет все, лишь бы отпустило. Филипп с тоской посмотрел на спящего брата — Алек улыбался, обхватив подушку, он тоже может точно так же улыбаться во сне… Юноша решительно встал и направился к сундуку с одеждой. Их вещи пока еще оставались при них. Жаль, он за три года вырос из заказанного дядей Сандером коронационного платья.
Жаль, он за три года вырос из заказанного дядей Сандером коронационного платья. Он — Волинг, хоть и бастард. И имеет право умереть в алом. Нет, в синем, как Тагэре! Филипп переоделся быстро и ловко — он готовился стать воином, а не придворным «пуделем».
Синяя куртка с серебром сидела как влитая. Жаль, что без консигны, но он так и не стал рыцарем. Теперь главное. Оружие. Тупые тренировочные мечи и кинжалы не годятся, равно как и серебряные ножи для фруктов, но в первой из отведенных им комнат на стенах развешано старинное оружие. Филипп немного подумал и выбрал простой, легкий полумеч. Вряд ли за ним придут в доспехах — когда собираются душить спящих, думают не о защите, а о тишине. Значит, у него есть шанс кого-то убить.
Принц вскочил на спинку кресла и, опираясь рукой на деревянную панель, дотянулся до облюбованного меча и вытащил его из ножен, погубив работу целой династии пауков. Клинок был в хорошем состоянии. Все остальное — боевой топор, щит, два двуручника — не годились для того, что он задумал. Хорошо было бы заполучить парочку кинжалов, но такой возможности ему не предоставили, даже этот меч в его положении настоящий подарок судьбы. Вряд ли убийцы станут пересчитывать оружие на стенах, но юноша еще раз забрался на кресло и всадил в пустующие ножны тренировочный меч, а острый положил в постель так, чтобы сразу дотянуться. Все или можно придумать что-то еще? Можно! Баночки с приправами из буфета! Там молотый перец, можно сыпануть кому-то в лицо. Под подушку его! Вот теперь — все!
Филипп пристроился на кровати при свете свечи, завернувшись особым образом в покрывало. Видно, что не спит, а дальше будь что будет. Если его убьют в бою, значит… Значит, придется как-то это объяснить, потому что раны — это раны. Конечно, их можно скрыть с помощью магии, но для этого нужны сообщники. Легче придать одному убитому лицо другого, чем сделать невидимым след от меча или стрелы, а осматривать мертвых принцев должно не менее девяти медикусов. А Арвэль в любом случае поплатится, Тартю такой ошибки ему не простит…
Время медленно переливало песчинки из верхнего шара в нижний. Песчинка — чья-то жизнь. Песчинка — чья-то смерть. Каждому свой срок — и бабочкам, и людям, и звездам, и мирам. И только время всегда было и всегда будет.
Теперь юноша почти хотел, чтобы убийцы пришли быстрее; возбуждение потихоньку отступало, и на его место стал просачиваться страх. Филипп стиснул зубы и пододвинул к себе вторую часть «Истории», раньше он ее не очень любил, так как в ней слишком много говорилось о сопернике Леонарда Арроя, подлеце и убийце [Речь идет о графе Арсене Эжьере, кузене по матери герцога Леонарда и его постоянном сопернике, одной из самых загадочных фигур арцийской истории. Эжьер был талантливым военачальником, и в 1119 году император Эдгар назначил его маршалом Арции вопреки мнению своего брата Леонарда. Традиционно считается, что Эжьер способствовал аресту и гибели Леонарда, но прямых доказательств не сохранилось. Известно, что мать погибшего герцога открыто обвинила маршала и тот не стал оправдываться. Эжьер девять раз дрался на дуэли со сторонниками и родственниками Арроев и все девять раз вышел победителем. Эжьер откровенно щадил своих противников, никто из них не был убит, но современники расценивали это как издевательство. Против маршала было несколько заговоров, но все оказались безуспешными. Много лет державшийся вне политики, но известный своим распутством, Эжьер в 1128 году собственноручно убил несовершеннолетнего императора Альфреда, его мать — вдовствующую императрицу Мадлен и ее любовника и фактического правителя Арции — герцога Вуше. Официально считается, что именно меч Эжьера прервал линию арцийских Волингов, хотя большинство современников склонялось к тому, что Альфред и его сестра Розалинда были детьми Мадлен от Вуше. (Косвенным образом это подтверждает и завещание Эдгара, объявлявшего своим наследником не сына, а брата, хотя в качестве причины император называет не измену супруги, а душевную болезнь сына.
)
После убийства Эжьер скрылся из Арции, его дальнейшая судьба неизвестна. Арцийские историки много спорят о причине, толкнувшей маршала на убийство. Известно, что сначала были убиты Мадлен и Вуше, а затем семнадцатилетний Альфред, которого нашли в спальне пригвожденным к стене маршальским мечом. Смерть Мадлен и Альфреда спасла от казни тысячу двести человек, обвиненных в государственной измене и симпатии к Арроям, в том числе и Руиса Арроя.]. Лишь зачитав до дыр первую книгу, принц принялся за вторую и с ужасом обнаружил, что начинает сочувствовать обесчещенному рыцарю. По крайней мере, в плену тот вел себя достойно, а его прегрешения… Да, он убил императрицу, нарушив клятву, но… если кто-то из принесших присягу Пьеру Тартю его убьет, станет ли он преступником? Рыцарь из книги говорил, что живая совесть нужней мертвой чести. Странно, он чем-то напоминает Базиля, тот вполне мог сказать что-то подобное. Сказать или… сделать?!