— Эльфы?
— Да, и особенно Роман. Он настаивал на том, что с Максимилианом и его политикой нужно кончать, в Эланде и Таяне считали так же.
— А в Арции?
— Император почти согласился пойти против Церкви, но тут очень кстати умерла его жена, Белинда Гардани, и Рене Смелый отступил. В Арции Церковь продолжала гнать свою линию, но в Эланде и Таяне ей воли не давали. Сын Шандера Гардани Стефан был сильным человеком. Поняв, что в империи творится что-то странное, он сделал то, что нас и спасло. Стефан провозгласил себя королем, хоть и союзным Арции, но суверенным, а Бенедикт объявил, что таянские клирики выходят из-под руки Кантиски.
— Но отлучены вы были много позже.
— Верно. Максимилиан до колик боялся появления в Святом граде «Божьих вестников», но эльфы были заняты Вархой, а Роман и Клэр не могли воевать с Церковью без поддержки Мунта. Так тянулось еще двести лет, Арция потихоньку сходила с ума и распадалась на куски, мы держались. Потом на нас натравили Западную Фронтеру.
— Западную?
— Восточная — это почти что Таяна, разве что имена отличаются да и то не слишком. Завгородни и Лодзии — фронтерцы, но они — свои.
— Я понял, — кивнул головой Александр, — но я спрашивал о другом. Не о том, как вас отлучили, а о том, во что вы верите?
— А вы? — лукаво улыбнулся Ежи.
— Мы? — Сандер немного растерялся. — В Триединого, наверное.
— Ты веруешь в «Триединого, всемогущего и всеблагого, жизнью нас одарившего» и так далее? Ты ему молишься?
— Сейчас — нет. Раньше, когда был маленьким, — Александр собрался с мыслями, — я просил Триединого сделать меня таким, как все, просил вернуть отца и брата, а потом как-то перестал… Может, дело в том, что я встретил Романа Ясного, хотя нет… Тогда я уже не молился.
— Не молился или не верил?
— Я понял, что мне никто не поможет, но дальше как-то не думал. Моя семья всегда принадлежала Церкви Единой и Единственной, хотя теперь я вижу, мы просто исполняли то, что заведено. — Сандер задумчиво накрутил на палец темную прядь. — И все же очень многим в жизни я обязан именно клирику. Евгений был кардиналом Арции, но о Триедином со мной не говорил, только о земном… Верил ли отец, не знаю, но матушка верила, хоть и не любила циалианский орден.
— Триединого нету, Шандер, — просто сказал Ежи, — это выдумка.
И Баадука с его Всеотцом нет, и хаонгского Созерцателя, и сурианских божков… Тарру создали боги гоблинов, потом пришли другие, привели с собой эльфов и истребили первых богов. Чужаки правили Таррой, потом куда-то ушли, бросив все на произвол судьбы, но люди не могут не молиться, и они придумали себе таких богов, которые им понятны, а клирики появились сами. Был бы мед, а мухи найдутся…
— Но в Гелани на каждом углу иглеции.
— Верно, — таянец вынул саблю и начал что-то чертить на песке, — в семье Гардани заведено смотреть правде в лицо, но это не значит, что нужно лишать надежды других. Без богов обойтись можно, без церкви — нет. Надо именовать детей, хоронить покойников, соединять молодоженов. Рысьи когти! Человеку нужно место, где можно поплакать, пожаловаться, прощения попросить. Наши клирики страну не губят, а людям с ними легче, проще и понятнее. Поговори с отцом, если хочешь, или с Геланским епископом Львом, я могу только за ними повторять.
— Повтори, — улыбнулся Сандер.
— Изволь. Отец говорит, что одному, чтобы не украсть, хватает совести, другому нужен стражник, а третьему — страх божий. Кто-то может тащить свою беду на себе, кто-то ее свалит на соседа, а кто-то на бога. Беды от этого никакой.
— Ты так думаешь? — Александр закинул голову, подставляя лицо заходящему солнцу. — Наверное, ты прав, когда говоришь о людях вообще, но некоторым легче знать правду. Какой бы она ни была. Я мало думал о Триедином, но раз ты говоришь, что мы одни…
— Одни? — Анджей вбросил саблю обратно в ножны. — Если бы это было так! То, что мы знаем, мы знаем от эльфов. Думаю, отец не рассказал тебе всего, потому что Лебединый король это сделает лучше.
— Об этом мы с ним не говорили.
— Значит, поговорите. Триединый — выдумка, зато есть другие…
— Другие? И кто же?
— Всех не знают даже Лебеди, но, похоже, это не боги нам помогут, а мы им. Все это слишком сложно, я мало что понимаю, но Тарра висит на волоске, и этот волосок — мы. Даже странно, — таянец невесело улыбнулся, сразу став старше своих двадцати семи, — мы, и вдруг — спасители всего сущего.
— Наверное, — предположил Тагэре, — это потому, что Триединого нету, а мы — есть. Я бы хотел, что б и вправду над нами был кто-то мудрый и милосердный, я всегда хотел быть вассалом достойного сюзерена, а не королем, не вышло… Если не будет другого выхода, придется держать Тарру на плечах, но, может быть, все не так страшно?
— Может быть, — не стал спорить Гардани, — я не силен в этих вещах. Правду сказать, мне и самому в голову не лезет, что Тарра может погибнуть, но ты спросил, во что мы верим, а мы верим в то, что со злом нужно драться самим, а не просить помощи у тех, кому и так тяжело.
2896 год от В.И.
16-й день месяца Собаки
ИФРАНА. АВИРА
Базиль умудрился напиться, когда до столицы оставалось всего несколько вес. Он и так держался всю дорогу до антонианской обители и обратно, но в таверне «Зеленый рыцарь» было слишком хорошее вино и слишком хорошенькая служаночка, и арциец сорвался. Намеки скучного ифранца не помогли, граф Мо закутил со всей страстью истомившейся души. Утром красотка любовалась кольцом с бирюзой, а у гуляки нещадно болела голова. Выехать смогли только к вечеру, и тут в Гризье проснулось запоздалое раскаяние. Он не только попросил прощения у секретаря Ее Высочества, но и заявил, что будет ехать всю ночь, но поспеет к утреннему докладу. Ифранец попытался объяснить, что задержка на сутки не так уж и важна, но Базиль уперся, и эскорту ничего не осталось, как всю ночь нахлестывать лошадей.
В десятой оре утра запыленные всадники осадили коней у дворца. Ее Высочество как раз выслушала военные известия и доклад казначея и в окружении придворных вышла в приемную. Базиль Гризье шагнул вперед и преклонил колени.