Бланкиссима затравленно оглянулась. Центр храма завален, но сверху больше ничего не сыплется, видимо, все, что могло упасть, уже упало.
— К Покаянной двери, быстро!! — прохрипела Шарлотта, но ее, как ни странно, услышали. Сестры, на бегу обходя пламя, бросились к проходу за алтарем. Двум добежать не удалось, но остальные прорвались. Пожар, по счастью, сюда еще не добрался…
Засов был тяжелым, но страх удесятеряет силы. Дверь открыли в считанные мгновения, и Шарлотта, стараясь придать лицу благочестивое выражение праведницы, спасенной вмешательством святой, толкнула резные створки. Они не шелохнулись.
2895 год от В.И.
Вечер 10-го дня месяца Собаки
АРЦИЯ. МУНТ
— Сигнор капитан, там-от тоже завалено, но каменюка поменьше, — доложил Фертье. — Ребята ее пихают, но пока, растудыть ее через хвост в ухо, никак.
— Ясно. Если кто и жив, то с той стороны. Ага! Заорали, слава Эрасти. А ну, кидай веревки! Обвяжем эту проклятущую глыбу. Люваль, нашел время дрыхнуть! Давай Ночку с Парнем ко второму входу, шевелись, Проклятый вас побери!
Люваль шевелился, как мог, но все равно получалось медленно, вернее, медленней, чем хотелось. Тем не менее телегу, запряженную самыми сильными лошадьми, поставили напротив второго выхода. Угрюмые стражники столпились вокруг, засучив рукава, готовые толкать и тянуть.
За завалом закричали с новой силой; пронзительные, воющие голоса не могли принадлежать надменным, холодным сестрам. Видимо, это пришло в голову не только Клеману, так как Люваль пробормотал:
— Словно будто и не капустницы.
— А когда горит, все бабы — просто бабы, — согласился Фертье, закрепляя последнюю веревку, — помогла им их святая, держи карман шире. А ну, милые, пшшли!!!
Кони напряглись, но не сдвинулись ни на шаг, к ним присоединились люди. Жозеф подумал, что, когда все кончится, напьется, чтобы забыть о проклятых воплях и сбесившихся тучах над головой.
— Спаси-и-и-ите!!
— Откройте!!!
— Будь ты проклята! Проклята! Проклята!
Кого это? Товарку по несчастью, оказавшуюся ближе к выходу? Бланкиссиму? Святую? Судьбу, загнавшую неизвестную монахиню в эту мышеловку?
Дверь мелко задрожала от ударов изнутри, Ночка, Парень и три десятка стражников навалились изо всех сил, и камень слегка подался. Между створками появилась щель, потянуло дымом, сразу же защипало в горле, на глаза навернулись слезы.
— Скорее! Во имя всего святого!
Неужто сама Шарлотта? Хотя все кричат одинаково…
— И-и-и-и раз! И-и-и-и-и раз!! — в унисон кряхтели стражники, изо всех сил толкая телегу…
— Держитесь, сестры! — на всякий случай заорал Клеман. — И святая Циала поможет вам! А ну, черти пегие, наддайте!
Послышался стук копыт. Так… Первыми подоспели гвардейцы, а народишко-то не спешит помогать, по домам сидит. То ли тучи этой клятой боится, то ли капустниц не жаль никому.
— Плохо? — осведомился лейтенант Паже, хватаясь за пеньку.
— Сами видите… Надо б хуже, да некуда…
Они тянули и толкали, не зная, что там внутри. Щель стала шире, а валивший из нее дым — чернее и едче. Как же там внутри, Проклятый побери?!
— Похоже, пламя приближается, — пропыхтел Паже. Клеман не ответил. Зачем? И так все ясно.
Стражники и гвардейцы, к счастью для себя, не видели, как обезумевшие женщины в когда-то белых, а теперь пятнистых серо-черных одеяниях одна за другой задыхались и падали. Погибших за что попало оттаскивали в сторону, бросали и вновь обезумевшими кошками кидались на заваленную дверь. Судьбе было угодно, чтобы последними оказались Шарлотта, Тереза и Леона. Они молча смотрели на дразнящую спасением щель, которая не желала становиться шире. Затем Тереза упала, и сразу же за ней — Леона… Бланкиссима взвыла и замолотила кулаками по окованному металлом дереву. Подол платья на ней тлел, женщина с силой рванула тонкую материю и, не удержавшись на ногах, свалилась на тело Терезы, и почти сразу же сверху обрушилась полыхающая балка. Вопль бланкиссимы Шарлотты, более приличествующий терзаемой демонами грешной душе, был последним криком, услышанным стражниками.
ПРОКЛЯТЫЙ
Возбуждение понемногу улеглось, наползла усталость. Как же давно он не уставал, разве что от ожидания и тоски, но это совсем другое. Эрасти почти равнодушно взглянул на потухающий костер, в котором заживо сгорели какие-то женщины, которых он никогда не видел, но которые заслужили свою участь. По крайней мере, некоторые из них. Та, что его призвала, просила отомстить мунтской бланкиссиме. Завещание Воззвавшего свято, Проклятый не мог его не исполнить, но испытанное при этом наслаждение удивило его самого. Удивило и испугало — он не должен ненавидеть, не должен вниз головой бросаться в жизнь Тарры, только тогда он сможет что-то сделать, Карать и спасать направо и налево — значит не только не предотвратить обвал, но вызвать его раньше срока. Нужно держать себя в руках, как бы он ни ненавидел то, что скрывалось под увенчанными оленями белыми куполами.
Он нанес первый удар с Тропы Отчаянья. Теперь нужно подождать и посмотреть, чем и как он отзовется, тем более у Эрасти есть дела более неотложные, чем уничтожение обители. Церна задумчиво тронул сапогом тлеющий обломок. Никем не узнанный и не замеченный Проклятый смотрел, но огонь и падающие обломки не могли причинить вреда сильнейшему магу Тарры. Сильнейшему ли? Это-то и предстояло выяснить.