Девушка схватила кувшин с вином, собираясь отправить его вслед за жарким, но передумала и припала к горлышку. Страх и возбуждение требовалось куда-то девать: запить, забыть, вытеснить хоть чем-то… Она не может сидеть тут и ждать, пока у нее заболит горло, станут слезиться глаза, тело пойдет пятнами… Покончить со всем сразу? Яд у нее есть и нож тоже.
Мария задумчиво поглядела на такое невинное, на первый взгляд, колечко с беленьким камушком. Может не подействовать — она восемь лет принимает настойку, приучающую ее ко всем известным ядам, кроме тех, к которым привыкнуть нельзя. Но у нее здесь не Агва Закта, а простой и надежный яд, который может достать почти каждый. Она хотела как лучше, хотела не оставлять улик, указывающих на орден, и опять себя обманула. Выходит, сталь?
Дочь Филиппа Тагэре еще раз хлебнула из кувшина и вытащила кинжал. Тронула безупречное лезвие, поднесла к груди, потом к шее. Нажать, и все. Быстрая, чистая смерть, но в том-то и дело, что умирать ей не хотелось. Еще три глотка не помогли, кинжал полетел в угол, зазвенев, упал рядом с осколками супницы. Девушка вскочила, метнулась к окну, глянула на стражников, отступила в глубь комнаты. Проклятые воробьи. Орут, суетятся… Кошки на них нет! Мария и сама походила на затравленную кошку, только вот вцепиться в лицо было некому, она была одна. Она всегда была одна и гордилась этим, но сейчас одиночество было невыносимым.
Мария залпом допила вино и рухнула в кресло. Ярость, страх и жалость к себе спутались в какой-то пульсирующий ком.
Бежать некуда, но и здесь оставаться невозможно. За окном отчаянно закудахтала курица. Идиот-трактирщик собрался кого-то кормить! Покойник варит суп для другого покойника, и тот будет пить и жрать, облизывать пальцы. Один сдохнет с набитым брюхом, другой с набитым кошельком…
Где-то рядом звякнула струна, звук смолк, и почти сразу же раздался гитарный перебор. Давешний наемник! У него была гитара, это точно. Мария вскочила, поняв, что сделает. Мириец был наглым животным, но сильным и красивым, она еще возьмет от жизни то, от чего отказалась, погнавшись за миражом. Циалианка торопливо сменила залитое вином платье, переплела волосы и, больше не заботясь о своих пожитках, вышла в коридор. Гитара смеялась и кокетничала за соседней дверью. Нужно было постучать, но девушке это в голову не пришло. Впрочем, наемник и не думал запираться. Дверь немилосердно скрипнула, заглушая мелодию, мириец отложил гитару и весело посмотрел на гостью.
— Сигнора, чем обязан?
— Я пришла к вам, — начала Мария и замолчала, не зная, что говорить дальше.
— Хочешь вина? — осведомился хозяин, переходя на «ты». Девушке захотелось его ударить, но… Но она пришла не для того, чтоб выказывать гордость.
— Я выпью, — согласилась Мария.
Наемник налил ей и себе.
— Если наши дорогие стражники сгонят сюда еще полсотни человек, от вина скоро ничего не останется. Люди, когда боятся и бездельничают, пьют больше, чем обычно. Можешь называть меня Хозе, Хозе Вальдец.
— Ты мириец?
— Был когда-то, — Хозе махнул рукой, — мой дом там, где мне нравится. Мне никто ничего не должен, и я никому ничего не должен.
— Меня зовут Мария. Я ехала навестить родичей.
— Бунтовщиков? — поинтересовался наемник.
— Мать… Ей нет дела до всего этого.
— Зато «всему этому» есть дело до всех. Твое здоровье, Мария. Ты очень красивая.
— Здоровье! — она горько рассмеялась и тоже отхлебнула. — Здоровье в чумной деревне!
— Именно. Во время чумы здоровье нужнее всего. Кислятина! Пожалуй, я все-таки мириец, так как не могу пить паршивое вино. Что ж, буду пить царку. Так зачем красотка пришла к нахалу?
— Я читала про чуму. Мы уже больны, хоть и не знаем это. Завтра к вечеру начнется горячка, а через пять дней, самое позднее, через кварту, мы умрем.
— Ну, кварта — это не так уж и мало, — Хозе плеснул себе из темной бутыли, — а царка здесь сносная. Хочешь?
— Налей, — Мария с утра ничего не ела и уже изрядно выпила, теперь ей море было по колено.
— Выпьем за смерть. Пусть она нас боится, а не мы ее.
— Пусть! Сигнор Хозе…
— Нет, — мириец дерзко подмигнул, — просто Хозе. Сегодня я не желаю быть сигнором. Сегодня я просто живу.
— Хорошо, пусть будет Хозе… — вино и царка свое дело сделали. Пропавшие было слова нашлись: — Я — девушка, но я хочу умереть женщиной. Я видела всех, кто здесь остановился, и пришла к тебе.
— Я польщен, — он налил еще. — Значит, ты собралась умереть. Очень глупо!
— Глупо не видеть очевидного.
— Не спорю. Сколько тебе лет?
— Будет двадцать шесть!
— Стыдно… С такими косами и девственница… Почему?
— Не твое дело.
— Ну должен же я знать, почему с тобой такая беда приключилась. От любви или от ее отсутствия?
— Ненавижу мужчин.
— Мило… Твое здоровье! И чем мы тебе не угодили?
— Тем, что вы все забрали себе.
Твое здоровье! И чем мы тебе не угодили?
— Тем, что вы все забрали себе.
— То есть? — Хозе откровенно забавлялся.
— Вы правите, воюете, торгуете. Решаете все за всех.
— А ты чего хочешь? Воевать или торговать?
— Я хочу занять место, которого достойна.
— Ну и займи, — не стал возражать наемник.
— Поздно, — выкрикнула она, — я попала сюда, и завтра все кончится!