Теперь Сандер знал, кто нарисовал столь поразившую его святую Ренату в храме Триединого и карточную колоду, найденную им во Фло. Клэр Утренний Ветер — так звали художника, расписавшего храм в память обо всех погибших. Александр надеялся с ним познакомиться, но сейчас Утренний Ветер, заменивший исчезнувшего Романа, где-то скитался. Где-то? Скорее всего, в Арции.
— О чем задумался? — Ежи Гардани тронул гостя за рукав, — Посмотри лучше, как Инта похожа на Ликию, а сын Омма на твоего предка! Это неспроста — Год Трех Звезд просыпается и Старая Кровь ищет друг друга.
— Ты о чем?
— Ты — потомок Рене Счастливого, значит, в тебе течет кровь Первых Владык Тарры.
— Ты о чем?
— Ты — потомок Рене Счастливого, значит, в тебе течет кровь Первых Владык Тарры. А Ликия — одно лицо с Интой, значит, и она тоже. Теперь понял? Ваш союз не случайность, и неважно, где ты ее встретил, в Тарре нет рода выше, чем дети Инты.
— Мне все равно, какого она рода, — улыбнулся Александр, позволяя Ежи увлечь себя на улицу, — давно хотел тебя спросить, ты веришь в гоблинских богов, твой отец — тоже, но в Гелани полно иглециев…
— Ах, ты об этом, давай погуляем, я тебе все расскажу, все равно до пира делать нечего. Лучше нам как следует проголодаться, а то вечером по целому кабану придется проглотить. Со шкурой и копытами.
Сандер усмехнулся. Разумеется, таянский принц не заменил да и не мог заменить ни Сезара, ни Рито, ни погибших на Гразском поле, но Ежи стал ему другом, и дружба эта уже прошла испытание войной. Арциец с удовольствием последовал за Гардани на гору Памяти. Сначала они шли, болтая о всяких пустяках, потом подъем стал круче и разговоры сами собой увяли.
Друзья карабкались по узкой тропинке, то и дело норовившей выскользнуть из-под ног. Шуршали осыпавшиеся камешки, доцветал горный шиповник, на солнце грелись ящерицы с рыжими пятнами над глазами. Александр с детства обожал лазать по скалам, и прогулка вызвала у него очередной приступ глупого, необузданного счастья. Ему было стыдно, ведь тем, кого он оставил за перевалом, приходилось невесело. Сезар воюет, Рито ходит по лезвию ножа, что с Шарло и Катрин — неизвестно, страной заправляет ничтожество, с которого клирики и ифранцы за помощь сдерут семь шкур, а отдуваться придется Арции. В такое время король не может быть счастлив, а ему хочется петь. Ликия вернула ему не только жизнь, но нечто большее… Надо же, они — родичи, он ей расскажет об этом, когда вернется в Гелань.
Тропинка затерялась в кустах ежевики, но рыцари продолжали идти вперед, хотя колючие плети изо всех сил цеплялись за одежду.
— Чего ей надо? — возмутился Ежи, пытаясь освободиться от особо нахальной ветки.
— Наверное, хочет нас угостить. Смотри, сколько ягод.
— А ведь верно.
Они лакомились терпко-сладкими ягодами, как мальчишки, и им улыбалось солнце позднего лета. Большой глянцевый уж, обитавший в гуще ежевичника, не выдержал поднятого шума и, возмущенно шипя, отправился прочь, вызвав очередной приступ веселья. Когда арциец и таянец выбрались из ягодника на вершину, солнце начинало клониться к закату. Первые серебряные лиственницы у храма были посажены шесть сотен лет назад, но огромное дерево на вершине горы было старше. У его корней лежал растрескавшийся валун, на котором попытался найти приют несчастный уж. Бедняге вновь пришлось спасаться бегством.
— Хочешь? — Ежи протянул плоскую фляжку с царкой, верную спутницу каждого «Серебряного» или «Золотого». Тагэре отпил из горлышка и вернул приятелю. — Ты хотел поговорить о святых и прочей дребедени?
— Хотел, — кивнул головой Тагэре, любуясь облитыми золотом горами, — ваши края у нас называют Отлученными, но в прежние времена Таяна и даже Тарска были в лоне Церкви Единой и Единственной.
— Были, до Тиберия, — подтвердил Ежи, — знаешь про него?
— Нас учили, что он был благочестивым и невинно убиенным, но тут я узнал…
— …что Тиберий был мерзкой тварью, с потрохами продавшейся Годою. Один ублюдок самочинно провозгласил другого кардиналом, а на самом деле Архипастырь Феликс отдал посох Эланда, Таяны и Тарски Максимилиану. Во время Войны Оленя тот принял сторону Рене Арроя, но потом…
— Ему очень захотелось стать Архипастырем? — предположил Сандер.
— Так захотелось, что Феликс заболел и умер.
Роман Ясный считал, что смерть не была случайной, но бросить обвинение в лицо Максимилиану никто не решился. Доказательств не было, а поставить все на кон и сцепиться с бывшим союзником, ставшим убийцей, император не рискнул. Завладев Посохом, Максимилиан начал правдами и неправдами укреплять власть Церкви, но у него было два сильных противника. Иоахиммиус Гидалский и кардинал Таяны, Тарски и Эланда, поставленный покойным Феликсом. Он был таянцем по происхождению и состоял в родстве с Шандером Гардани, а герцог не мог простить Максимилиану Феликса и лжи.
— Как звали таянского кардинала?
— В миру Балаж Ракаи, после пострига он принял имя Бенедикта. Когда Максимилиан сначала осторожно, а потом все нахальней принялся переписывать историю, а циалианки стали ему помогать, Бенедикт выступил против. Один из всего конклава. Он тоже был должен умереть, но Роман был рядом, и у Максимилиана ничего не вышло. Стало ясно, что Кантиска становится опасным местом для тех, кто не согласен с Его Святейшеством. С тех пор Бенедикт Таяну не покидал, между ним и Максимилианом началась тайная война. Низложить своего врага Архипастырь не мог, это вызвало бы слишком большой шум, к тому же был кое-кто, кого Максимилиан боялся.