Возня в прихожей оторвала Филиппа от мыслей о жившем в незапамятные времена клятвопреступнике ради рыцарей, явившихся выполнить королевский приказ. Филипп понял, что их двое или трое. Трое. Арвэль, его аюдант и кто-то третий, незнакомый.
— Вы не спите, монсигнор? — удивился рыцарь Оленя. — Почему?
— Сначала болел зуб, а теперь зачитался, — юноша поочередно взглянул в глаза ночным гостям, — очень интересная история. Сигнор Арвэль, как вы думаете, был ли сигнор Эжьер подлецом?
— Что? — Кажется, «наставник» и впрямь был удивлен. — Эжьер? Он нарушил обет! Для рыцаря это недопустимо. Уго, — Арвэль повернулся к аюданту, — прошу вас, спуститесь в кухню и принесите монсигнору успокаивающую настойку.
— Благодарю вас, — улыбнулся Филипп, — не стоит. У меня уже все прошло, наверное, это от горячего.
— Я сказал, Уго, — повторил циалианец, — и поспешите. Алеку, вижу, ваши ночные бдения не мешают?
— Да, он спит как убитый. Мы и вправду сможем погостить в Аганне?
— Разумеется, — наклонил голову рыцарь, — но сначала нужно показать медикусу ваши зубы.
— О, ради поездки я готов показаться девяти лекарям сразу, — старательно улыбнулся Филипп, — так вы бы не согласились иметь другом и спутником сигнора Эжьера?
— Рыцари Оленя не имеют дела с клятвопреступниками и распутниками.
— Но ведь. Эжьер ничего не хотел для себя. Он был отважным воином и надежным другом. А с императором… Если б он не убил его и его мать, погибло бы множество невинных.
— Есть вещи, которые нельзя искупить, — надменно наклонил голову рыцарь, — хотя покойный узурпатор и был иного мнения. Человек, приблизивший к себе безродного наемника и изгнанного собственным отцом байланте, возможно, нашел бы удовольствие и в обществе сигнора Эжьера. Но хватит об этом, вот ваше лекарство. Пейте и ложитесь спать.
— Лекарство? — странным голосом переспросил Филипп. — Я выпью его, но только после вас.
— Что? — обычно мраморно спокойное лицо рыцаря Оленя исказило удивление.
— Я прошу вас об этом, наставник. Мне не хочется пить его одному.
— Я не намерен потакать вашим капризам. Зачем мне средство от зубной боли?
— Для того, чтобы доказать, что вы лучше Эжьера-клятвопреступника. Он, кстати говоря, вряд ли согласился бы убить спящего. Ведь это сонное зелье, не правда ли? Сонное зелье, благодаря которому Алек не проснулся, когда я его уронил. Зачем вам нужно, чтобы мы спали? Вы пришли нас убить?
— Вы бредите, Филипп.
— Брежу? В таком случае пусть ваш Уго выпьет этот кубок, а мы подождем.
Зачем вам нужно, чтобы мы спали? Вы пришли нас убить?
— Вы бредите, Филипп.
— Брежу? В таком случае пусть ваш Уго выпьет этот кубок, а мы подождем. Если через пол-оры он не упадет, я готов извиниться и перед вами, и… перед узурпатором.
— Пейте, Уго, — пожал плечами Арвэль, опускаясь на стул, — пейте! У нас нет времени.
Если бы Филипп не знал об этом приеме, он бы обязательно попался. В самом деле, его глаза должны были быть прикованы к Уго, в крайнем случае к наставнику, а третий убийца, доселе неподвижно стоявший в стороне, скрутил бы лежавшего на кровати.
Неприязнь Арвэля к байланте могла бы получить дополнительную пищу, узнай он об уроках, которые Рито Кэрна давал племяннику своего друга. Одеяло, которое на самом деле отнюдь не обвивалось вокруг ног лежавшего, полетело в лицо убийце, изрядная порция лучшего мирийского перца отправилась в глаза Уго, так и не выпившего сонное зелье, а перед ошалевшим Арвэлем предстал совершенно одетый Филипп с мечом в руках.
— У вас есть шанс сравниться с Эжьером! — крикнул юноша, довольно удачно отбивая выпад оленьего рыцаря. — Тот, помнится, убивал своего сюзерена, глядя ему в глаза.
— Сюзерена?
— Если Нора — принцесса, то я — твой король! — Филипп кошкой прыгнул назад, рубанул сдиравшего с себя одеяло «третьего» по шее, развернулся и встретил «наставника» лицом к лицу. Кольчугу тот надеть не удосужился, но у него, кроме короткого меча, имелся кинжал. Арвэль был хорошим воином, но он не ожидал нападения, а юношей вдруг овладело странное спокойствие. Подхватив левой рукой тяжелый канделябр, Филипп принял на него удар кинжала и швырнул в ноги противнику. Арвэль споткнулся, и принц не преминул ударить. Показалась кровь. Рана была легкой, но неудобной.
Кое-как прочихавшийся Уго бросился на помощь сигнору, но Филипп снова отскочил, запустив в аюданта попавшимся под руку подносом с яблоками. «С собаками надо говорить по-собачьи» — те, кто пришел убить спящих, не заслужили рыцарского отношения. Теперь бой шел не в спальне, а в той комнате, на стене которой висел столь пригодившийся принцу меч. Филипп сражался за свою жизнь и жизнь брата, но, странное дело, схватка доставляла ему чуть ли не удовольствие. Это была его Гразская битва, его безнадежная, отчаянная драка с судьбой.
Клинки звенели, отскакивая друг от друга. Арвэль был ранен, глаза Уго слезились, и оба были ошеломлены. Аюдант сделал яростный выпад, промахнулся и грохнулся вместе с вонзившимся в его грудь мечом. Вытаскивать его было некогда, и Филипп подхватил клинок убитого.
Принц и «наставник» остались вдвоем. Куртка Арвэля была в крови, но глаза смотрели остро и уверенно. Филипп понял, что удивление прошло и справиться с рыцарем Оленя будет ой как непросто. Так и оказалось. Первый же выпад Арвэля сравнял шансы, теперь ранены были оба. Филипп знал, что любой на его месте или занял бы глухую оборону, или попробовал бы прорваться к двери, но не сделал ни того ни другого. Это был еще один мирийский трюк. Глянув в лицо Арвэлю и сразу же опустив взгляд, Филипп бросил меч и опустил голову, зажимая рану рукой. Арвэль зло рассмеялся и шагнул к сломленному противнику — ему требовался мертвец, а не пленник. Филипп покорно ждал смерти, втянув голову в плечи, сверкнула сталь и… юноша очумевшей кошкой метнулся под ноги убийце, одновременно перехватив и вывернув руку с кинжалом. Кэрна говорил, что, если получится, противник всадит нож в собственную печень. У Филиппа получилось.