Ежедневные приказы Эгона повторялись почти слово в слово, и Шарло все прекрасно помнил. Он не понимал, зачем напоминать то, что и так всем известно, но людям от этого становилось легче. Мальчик целый день ходил по замку, отдавая распоряжения. Его спрашивали, он отвечал, и люди делали то, что им было велено. Так «Анри» стал хозяином Гран-Гийо, его слово было законом. Утром Шарло казалось, что он что-то сделает не так, что у него не получится, но день проходил, проходил незаметно, разодранный на части мелкими делами, без которых они все уже были бы мертвы, и к вечеру он понимал, что справился. А завтра все начиналось сначала.
По ночам они разговаривали с Яфе, когда тот, покончив со своим делом, сбрасывал черный балахон и, пройдя чуть ли не сквозь огонь, присаживался на корточки у закопченной стены. Их разделял ревущий костер, но атэв был единственным, которому Шарло мог рассказать, как он ничего не понимает, как не знает, что делать завтра.
— Не нужно думать о болотном льве, когда едешь по песку, — улыбался сын Усмана, — думай о неотложных делах, а не о будущих бедах. Каждый день несет свои заботы и стирает вчерашние. Рассказывают, что…
Яфе знал множество сказаний и легенд, но больше всего Шарло любил слушать про клятву Льва и Волка, про Забытую Войну и про Смертные Звезды, которые скоро взойдут на востоке.
Рассказывают, что…
Яфе знал множество сказаний и легенд, но больше всего Шарло любил слушать про клятву Льва и Волка, про Забытую Войну и про Смертные Звезды, которые скоро взойдут на востоке.
«И тогда придет то, что придет, но мы срубим дерево ада, как бы ни были глубоки его корни…» Шарло представлял себе это дерево: без листьев, но усыпанное мясистыми, пупырчатыми цветами, от которых шел тошнотворный сладкий аромат, аромат грязной, бесславной смерти…
Прошлой ночью Яфе не рассказывал о прошлых битвах и будущих бедах. Он сидел и молча смотрел в огонь, и Шарло спросил то, о чем спрашивать в Гран-Гийо было запрещено:
— Ты болен?
— Моя звезда все еще выше смертной звезды Эр-Арсий, — откликнулся атэв. — Ты — Шарлах, сын Эссандера, я смотрю на тебя, и мое сердце гордится твоим. Но тот, кто дал тебе и дочери твоего отца имя и кров, завтра вечером уйдет по Мосту Баадука. Мои слова не больше, чем тень бегущего облака, но названному Эгоном будет легче пройти на Синий берег, если он еще раз увидит твои глаза.
— Эгон зовет меня?
— Хозяин этого дома молчит и ждет неизбежного, но в таком большом сердце легко читать.
— Я пойду к нему, — Шарло вскочил.
— Не теперь. Завтра. Если ты придешь сейчас, он в свой последний день будет винить себя в твоем безумии, а твои подданные должны услышать твое утреннее слово. Ты придешь проводить его на закате. Ты успеешь, клянусь своими глазами.
Яфе поднялся и ушел к своему коню. Дженнах оставался единственной лошадью в крепости, атэвские боевые скакуны не могут пережить своих хозяев. Шарло немного посидел у огня и отправился к себе. Он не спал и спал одновременно, такое с ним в последнее время случалось почти каждую ночь, наконец он задремал и проснулся от голоса Рафаэля. Кати все же сумела до него докричаться!
В эту ночь никто не заболел, и это было добрым знаком. По замку пошли слухи, что у сигнора «легкая рука». Какой-то стражник клялся, что у него жгло горло и глаза и он уже собирался «уйти в казармы», а мирийский сигнор на него взглянул, и «как рукой сняло». Как-то так вышло, что настоящее имя Рафаэля сразу же стало известно всем. Стряпуха сказала про благословение Эрасти, и здоровые обитатели замка бросились к родичу святого. Мириец коснулся каждого, а потом ушел к больным.
День был ветреным и холодным, но Шарло казалось, что светит солнце и поют птицы, хотя в Гран-Гийо остались только вороны. Шарль еще раз обошел дворы, улыбаясь уцелевшим, которых тоже охватила радость, а потом пришел к казармам и стал ждать чуда. Постепенно затихли все звуки, наступила ночь, а он все еще сидел, глядя на кружащиеся звезды. Потом дверь открылась и вышел Рито. Казалось, что он в одиночку только что разгрузил несколько телег с камнем, и он не улыбался.
2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. ПОРОСЯЧИЙ БРОД
В жизни Сезара Мальвани были и победы, и пленные, а вот от поражений судьба его старательно уберегала. Он влезал в безнадежные дела и бросался спасать тех, кого было не спасти, прощался с жизнью, но удача всякий раз подставляла ему плечо, только вот отца он не спас. И Сандера… Вот и сегодня. Так долго ждали сражения, и так быстро и легко все кончилось. Слишком простая победа, слишком малая цена, а может, дело в том, что после Гразы он во всем видит подвох.
Великий герцог Оргонды позволил Сержи снять с себя доспехи, вздохнув, отказался от протянутой ему фляги с вином, что-то сказал белозубому Диего, умудрившемуся приколоть к распахнутой короткой куртке цветок дикой розы. Проклятый побери этих мирийцев, они слишком любят жизнь, чтобы бояться смерти!
— Монсигнор, — воин, принесший известие едва держался на ногах, — пленные доставлены.
— Благодарю.
— Благодарю. Сержи, налейте гонцу авирского. Диего, идем со мной.