— Сигнор Артур у сигноры Дариоло.
— Доложи. — Антуан любил церемонии; кроме того, полезно заранее приучить остолопа к тому, что каждый его шаг расписан на неделю вперед. Все-таки удачно вышло, что его дурак женился на дочке мирийского герцога и сестре любимчика, будем надеяться, уже покойного горбуна. И дело не в черных очах и высокой груди мирийки, при виде которой бес толкнет под ребро кого угодно, — дело в крови. Кэрна — не безродные Вилльо, а дружба Рафаэля с Александром, которого будут усиленно оплакивать, тоже пойдет в дело. Сейчас главное — убрать Артура с Даро из столицы до того, как заявится Тартю. Пусть себе правит год или два, кошачье отродье, жрущее из рук ифранцев, скоро он встанет поперек горла всем, и тогда придет черед Бэрротов.
Север поднимется против узурпатора, а в Мунте бланкиссима примет свои меры. Хорошо бы вывезти из Мунта дочку горбуна, сына не стоит, он хоть и бастард, но — Тагэре. Те же Мальвани могут сделать ставку на Шарло, а это не дело, зато Катрин можно выдать замуж за Жана. Ну и что, что жених старше невесты на двадцать лет, кто при заключении династических браков на это смотрит? Да, маленького Шарло «спасти» не удастся, а все остальное устроит Пьер, на него можно рассчитывать, никакого воображения у человека. Первое, за что он возьмется, возложив на свою унылую башку корону, — это поборы да убийства — тайные и явные. Дети дома Тагэре, законные они или нет, ему не нужны…
Проклятый! Да не успеет пройти зима, как можно будет во всю глотку орать, что кровь детей взывает к отмщению. Лось и северные нобили — люди простодушные, а он им скажет… О, он скажет, что никогда не любил кровопролития и старался быть вне политики, но чаша терпения переполнилась даже у него. Он не может видеть на троне Волингов кровавого ублюдка (такое заявление должно понравиться)!
Бэрроты поднимут знамя с нарциссами Тагэре, сказав, что никогда ни о чем подобном и не помышляли, но кровь Анны Ларрэнской, кровь Арроев стучит в их сердца… За Артура можно не беспокоиться: этот дурень пойдет на все, чтобы отомстить за своего обожаемого короля и брата обожаемой же жены — Кэрна неминуемо сложит свою взбалмошную башку рядом с Александром.
Через пару лет никто не вспомнит, что Рафаэль отрекся от сестры, ведь горбун сам отвел Даро к венцу. Шарлотта говорит, после смерти законного сына горбун написал завещание, в котором назначил наследником сына Жоффруа, а не своего бастарда — дескать, кошачьи лапы не должны пятнать королевский герб. Это станет кличем повстанцев. Это и память Тагэре!
— Ваше сиятельство, его и ее милость ждут вас в Овальной гостиной.
Долго шли, улыбнулся про себя его сиятельство, похоже, были не совсем одеты. Артур выполняет супружеский долг честней некуда, впрочем, его можно понять…
По красивому лицу сына было видно, что он предпочел бы, чтоб отец заявился попозже. Даро часто дышала, а губы были густо намазаны малиновым кремом, похоже, супруг опять зацеловал ее до крови.
— Развлекаетесь, дети? — улыбнулся граф. — Скоро у вас для любви будет больше времени: в деревне, да еще зимой делать больше нечего.
— В деревне? — удивился Артур. — Мы туда не собираемся. Я служу королю, я — капитан гвардии, мое место — здесь!
— Заткнись, — отрезал отец, — я не хочу, чтоб ты потерял свою дурную башку, хоть она и годится только женщин восхищать.
.. Ничего, короны и не на таких тыквах сидели.
— Корона? — Глаза сына широко раскрылись. — Государь еще молод, у него будет супруга и наследники, а…
— Не будет, — махнул рукой Антуан.
— Что?! — Сын схватился за меч. — Что случилось?!
— А случилось то, что Тагэре мертв и большинство его рыцарей тоже. Через три дня Пьер Тартю будет в Мунте, и нам нужно уносить ноги. Теперь главной помехой на пути лумэновского ублюдка будем мы.
— Пьер победил Александра?! — выкрикнул Артур. — Да не будет этого, скорее жаба перьями обрастет.
— Вот и говори, что ты не дурак, — рассердился старый граф, — разумеется, Александр размазал бы недоноска по стенке, но фронтерцам заплачено, Рогге хочет видеть пасынка на троне, а себя — с канцлерским ключом. Основная армия — на ифранской границе, а северных баронов король с собой не взял, Ноэль с Тодором не дали, да и незачем было. Понимаешь теперь?
— Стэнье предал?
Проклятый! Ну и осел! Но он тоже хорош, знал же, что Артур молится на горбуна, нужно было начать с другого.
— Как бы то ни было, против короля оказались Тартю, Стэнье и Жись Фронтерский. У Александра полторы тысячи, да и то в лучшем случае, если дарнийцы не уйдут. У Эмраза хватит ума не брать Тагэре живьем, да тот и сам не сдастся. Такие не сдаются… Крепись, сын. Александра теперь сам Проклятый не спасет!
— Отец, — в больших глазах Артура мелькнуло что-то, от чего канцлеру стало страшно, — отец, откуда ты это знаешь?!
Нет, это не Артур — дурак, а он сам. Даже сынок может сложить два и два и понять, что отец замешан в заговоре. Знал, а не предупредил…
— Я узнал только что… Бланкиссима Шарлотта, она…
Даро слушала жуткий разговор молча. Предчувствие, нахлынувшее на нее, когда она смотрела в спину брату и любимому, не обмануло. Они мертвы или умирают. Оба! А люди, сломавшие ее жизнь, люди, которым она отдала себя, спасая Александра, говорят о короне, о наследстве, об отъезде… Они живы, а Александр погиб, так и не узнав, что она его любит; погиб, потому что один Бэррот хочет надеть корону на другого. Антуан знал о предательстве, знал и позволил ему свершиться, хотя Александр всегда был к нему добр.