Исполненный ласки и сочувствия зов был силен, но упрямство родилось раньше меня. Меня готовы простить? Да кто вы такие?! Если кто и имеет право меня судить, то это те, живые и мертвые, с которыми я прошла через ад. Астени и Алве есть за что меня прощать, Рене — за что судить, но не этим сладким, бестелесным и благостным, обитающим в Свете, пока в Тарре и десятках иных миров умирают. Если могут помочь, пусть помогают, нет — справимся сами, непрощенными.
Не знаю, выкликнула ли я это вслух, или эти… этот? Да, это был Он! Он был один и обладал властью читать в чужих сердцах. Жемчужное сияние стало ярче, я словно бы вязла в нем, меня куда-то влекло. Это не было простым зовом, но и насилием назвать столь мягкое прикосновение было нельзя. Все для моего же блага… Но у меня одно благо — Тарра! Тарра и спящий в лесной хижине человек, за которого я отвечаю перед всеми Силами мира и самой собой. Я вернусь, как бы эти жемчужные в меня ни вцепились. Вернусь, потому что нужна. Я рванулась, как рвется увязнувшая в болоте лошадь. Возможно, мне показалось, но любвеобильный хозяин испытал нечто похожее на досаду и ревность.
Таким он мне нравился больше, не верю и никогда не поверю в абсолютную любовь ко всему сущему, это или Равнодушие, или безграничная Любовь к себе, требующая столь же безграничного обожания всех остальных. Ого! Жемчужное ничто стало разделяться, так рано или поздно разделяется масло, смешанное с водой. Сверху проступало что-то вроде неба, снизу — земли или, вернее, тверди, а вдали появилась окруженная сиянием человеческая фигура. Со мной решили поговорить на равных? Не о чем мне с ним говорить. Мне нужно домой, только как?
Получив обратно свою память, я вообразила, что дорогу в Тарру найду из любой преисподней. Райские объятия я в расчет не приняла.
Присутствие хозяина становилось все ощутимей, но я знала, что не должна с ним встречаться, по крайней мере сейчас.
— Геро! Геро, я здесь!
Сандер? Нет! Он не знает моего истинного имени… Если мы еще свидимся, клянусь, я не стану больше ему врать. Он узнает все, и будь что будет! Но кто бы ни звал меня, он чужд хозяину этого места, он — друг, он пришел за мной. Я, как одержимая, бросилась на голос, и это все же оказался Александр Тагэре с поднятым мечом, из рукояти которого бил ослепительный зеленый луч, рассекавший проклятое мерцание не хуже идаконского маяка. Сандер был в боевых доспехах, но без шлема, спутанные темные волосы взъерошены ветром. Я вцепилась в закрытое сталью плечо, как в последнюю надежду, а он, умелым движением отодвинув меня за спину, повернулся лицом к шествовавшей к нам фигуре. Я думала, что меня ничего уже не удивит, и, разумеется, ошиблась. Они знали друг друга, Александр Тагэре и тот, кто хотел меня увести.
Они не говорили. Просто стояли и смотрели друг на друга. Воин с мечом и скрестивший руки на груди чужак, в глазах которого сосредоточились все скорби мира и вся его… глупость. Поняв это, я пришла в себя окончательно и поняла, что все еще цепляюсь за Александра. Пора было уходить, и теперь я точно знала, где начинается дорога домой.
— Сандер, — мой собственный голос показался мне громким, как звон ночного колокола, — идем. Нам пора.
— Идем, — согласился он, и все исчезло. Я вновь была в Мире Обмана среди живой травы. Одна-одинешенька. Ни Сандера, ни Чужака, ни ведьмы с Оленем.
Одна-одинешенька. Ни Сандера, ни Чужака, ни ведьмы с Оленем.
2895 год от В.И.
Утро 4-го дня месяца Вепря
ИФРАНА. АВИРА
Ночь «старые приятели» закончили в таверне «Толстый повар», где варили прекрасный глинтвейн и заслуженно гордились маленькими слоеными пирожками с мясом и яблоками.
Базиль узнал, что полное имя его нового знакомца Морис-Эркюль-Реджинальд герцог Саррижский, что он приходится племянником графу Вардо, страстно влюблен в его юную жену и пользуется взаимностью. Этой ночью парочка решила встретиться, так как была уверена, что супруг останется во дворце, но безумно ревнивый Вардо заподозрил неладное и нагрянул домой. К счастью, Морис промешкал и влюбленные не успели оставить никаких доказательств своего преступления, а левретка Антуанетты, ненавидящая мужа хозяйки всеми фибрами своей собачьей души, почуяв врага, разразилась визгливым лаем. Морис успел выскочить в окно. Догадайся он затаиться, его бы не заметили, но влюбленный осел, торопясь завернуть за угол, оказался на освещенном месте. Вардо бросился в погоню. Судя по крикам, он отнюдь не был уверен, что преследуемый выскочил от графини, но при виде Мориса понял бы все. За себя Сарриж не боялся, но для возлюбленной разоблачение означало позор и смерть. Базиль в очередной раз пожал плечами: по его мнению, убивать из-за любви было пошло, а жениться на девочке, годящейся в дочери, глупо, но свои мысли арциец оставил при себе.
Юная Антуанетта вышла за знаменитого и могущественного вельможу и стала ему изменять… Любопытно, что станет делать Нора, если когда-нибудь влюбится, хотя в кого влюбляться при нынешнем арцийском дворе? Не в Рогге же! Базиль поднял кубок:
— За здоровье очаровательной Антуанетты, которую я еще не видел.