— Ты уйдешь из чумной деревни? Мимо стражников и скорбящих? Ты — покойник, который вечером не сможет поднять голову.
— Я не собираюсь вечером пить, — хмыкнул мириец, — так что с головой у меня будет все в порядке.
— Ты понимаешь, что ты мертвец, — заорала Мария, — мертвец с тех самых пор, как сюда попал?!
— Не понимаю, — ответил тот, — если хочешь скоротать со мной еще вечерок, так и скажи. Я, пожалуй, задержусь. Днем больше, днем меньше.
Нет, он положительно не в себе.
— Судя по всему, я зря оделся, — заметил мириец. А вот этот блеск в черных глазах она помнила. Помнила, несмотря на выпитую царку. Мария натянула одеяло до подбородка, злясь уже на себя. Хозе — наглец и безумец, но от его взгляда жарко даже на краю смерти.
— То есть мне не раздеваться? — уточнил он. — Ты уж реши, пожалуйста. Или ты идешь со мной, или остаешься здесь, или мы уходим, но не сразу, — незаметным кошачьим движением наемник пересек комнатенку и опустился на край кровати. — А волосы у тебя перепутались ой-ей-ей как. Если сейчас не расчесать, придется обрезать. Помочь? Я умею…
В этом она не сомневалась, и отчего-то это очень задевало.
— Я сама.
— Ты в этом уверена? — темные губы изогнулись в усмешке. Проклятый, его забавляет все. Даже чума! Даже смерть!
Чтобы добраться до гребня, нужно было встать и сбросить спасительное одеяло. Или встать прямо в нем?
— Воистину, вы — странные создания, — философски заметил Хозе.
— Мы?
— Женщины. Вчера ты собиралась умирать и пришла ко мне, гм, с весьма необычной просьбой. Сегодня ты по-прежнему собираешься на тот свет, но тебя волнует, что я снова увижу то, — он засмеялся, — что, уверяю тебя, прекрасно рассмотрел. Думаешь, чем в меня бросить? Попробуй подушкой!
Мария знала, как разговаривать с мужчинами, но не в таком положении и не с такими. Ее ярость никуда не исчезла, равно как и страх перед неизбежным, но ей стало смешно. Хозе все же принес гребень и без лишних слов принялся разбирать спутавшиеся пряди. Надо отдать ему должное, он действительно делал это великолепно, напевая вполголоса какую-то песенку и то и дело отпуская сомнительные замечания в адрес женщин вообще и двадцатишестилетних девственниц в частности. Мария пыталась огрызаться, но когда ты сидишь голая в кровати и тебя держат за волосы, изображать оскорбленное достоинство трудно, а Хозе не собирался ее выпускать.
— Светлые волосы тоньше и сильнее путаются, чем черные, — мириец ловко разбирал прядь за прядью, — хотя приятнее всего расчесывать конские хвосты, лошади — создания умные, когда не надо, не брыкаются.
— Вот и иди к лошадям! — Проклятый, что она несет? Словно какая-нибудь мещанка, да он ее таковой и считает!
— Всему свое время. Для некоторых вещей лошади не годятся. Готово! — Хозе умело заплел ей косу, а потом резким движением сорвал и отбросил в сторону одеяло. Мария попыталась вцепиться наглецу в лицо, но тот стремительно уклонился и смирно сел на краешек постели, скрестив руки на груди.
— Будем драться? Любить? Или уходить? — черные глаза лукаво блестели, он ждал ответа, но любой ответ был бы глупым.
Одеяло было недосягаемо, а мириец был рядом. И, в конце концов, скоро все равно все кончится навсегда. Мария молчала, и Хозе истолковал ее молчание так, как счел нужным. Кстати говоря, совершенно правильно.
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА
Все шло, как и предполагали мы с Эрасти. Началось с войны смертных, в Арции победил Тартю, но в Таяне таянско-корбутская армия разнесла Биллану в клочья и готовилась к прыжку на Тарску. Ройгианские колдуны оказались бессильны, убивать нынешние «бледные» умели, но дальше дело у них не шло. То ли не хватало талисмана, то ли опыта, но от Ройгу на этой войне было столько же толку, сколько от Триединого, а именно — никакого. Александр, первенство которого признали и таянцы, и гоблины, с ходу взял столицу Билланы и пошел дальше на северо-восток.
Южные орки разрушили капища, заваленные еще теплыми трупами, а заодно перебили «Косцов», «Жнецов» и «Ожидающих», которые в сравнении со своими предшественниками были не больше, чем речные лягушки рядом с эр-хабо. Признаться, когда я об этом узнала, у меня отлегло от сердца. Умом я понимала, что без гривны и меня ройгианские ритуалы утратили всякий смысл, кроме обычного для клириков пускания пыли в глаза пастве, но в глубине души боялась. Одно дело во время празднеств замучить на алтаре десяток девчонок и совсем другое — защищать свою жизнь и свою власть. Тут, если в запасе имеется хоть какой-нибудь проблеск силы, он проснется, но силы у ройгианцев не было, разумеется, если говорить о волшбе. Топоры, мечи и арбалеты в Биллане и Тарске имелись в изобилии, и владели ими неплохо, но Сандер всякий раз умудрялся делать то, чего северяне не ждали. К середине лета в счастливую звезду арцийского изгнанника поверили окончательно и бесповоротно.
Война будет выиграна, в этом в Высоком Замке не сомневались даже кошки. Люди с утра до ночи торчали на стенах, поджидая гонцов, которые появлялись не реже, чем раз в три дня, и привозили известия об очередных успехах. Таянцы выслушивали, кричали «виват» и тут же принимались ждать следующих побед.