2895 год от В.И.
25-й день месяца Волка
ГВАРА
— Он неплохо умер, — бросил Рорик, принимая из рук сигуранта кубок с вином, — жаль, не годом раньше.
Да, Жись умер, и это было только началом. Умереть должны все предатели. Это не вернет ни Сандера, ни Рито, ни Ювера, ни Эжена, но это справедливо, и это нужно Арции. Раньше Луи Трюэль терпеть не мог разговоров о святом мщении и прочей чепухе — теперь он не успокоится, пока не увидит Тартю и Рогге на плахе. Хотя, говоря по чести, шансов на это немного, сила явно на стороне ублюдка и «паучат». Но первый из предавших уже поплатился… Граф Трюэль проследил взглядом, как воины в полосатых плащах за ноги волокли тело фронтерского вожака.
— Да, умер он сносно… Но я по-прежнему против казни Гризье, — негромко произнес сидевший рядом с гварским властителем граф Лидда, — Рорик, вы совершаете ошибку.
Лось не ответил, и Луи счел своим долгом вмешаться:
— Я ненавижу эту породу, монсигнор, но Тартю ненавижу еще больше, а он хочет, чтобы посла казнили.
— Я тоже думаю, что Пьеру Тартю нужна смерть Гризье. — Граф Лидда задумчиво тронул цепь на груди. — Но чего хочет сам Гризье?
— Он не боится, — хмуро бросил Лось, — я такого от сукиного сына не ожидал, но надеяться ему не на что.
— Он и не надеется. Я был у него вчера, — заговорил кардинал, и Луи подумал, что Жоржу Мальвани не по себе. Вряд ли от вида крови, у Беток брат покойного маршала видел и не такое. Лицо Его Высокопреосвященства оставалось невозмутимым, но Луи слишком хорошо знал Сезара, а мужчины рода Мальвани похожи не только внешне. Ювер еще шутил, что на самом деле они все-таки разные, просто для людей все «тигры» на одно лицо. Жорж, почувствовав взгляд, обернулся. — Луи, вам не кажется, что иногда нарушить данное слово почетнее, чем сдержать? Ваш дед ничего на сей счет не говорил?
— Не припомню, — удивился Трюэль, — но мысль любопытная. Дед как-то сказал, что проще всего тупо следовать «Кодексу Розы». Самое худшее, что тогда может с тобой случиться, — это смерть.
— Не помнишь, к чему это он? — быстро переспросил Мальвани.
— Кажется, речь шла об Артуре… Нет, точно не помню.,
— Жаль…
— От, развели филозопию, — набычился Лось, — воину это ни до чего. Если слово дал по-глупому, нечего его держать! Вот как бы ты, — палец Рорика уперся в грудь Луи, — узнал про измену, а с тебя б обманом слово вытянули молчать, ты б молчал?
— Ну, я бы не дал такого слова никогда.
— Ой, не зарекайся. Вы, арцийцы, — путаники. Вот стану я с тобой говорить, скажем, о Гелене, да и попрошу поклясться. То бишь не говорить никому, что я тебе скажу. Ты ж пообещаешь, потому как будешь думать, что то про честь женщины. А я тебе про измену расскажу, га? — Рорик с довольным видом откинулся назад. — И что ты со мной делать будешь? И со словом тем дурным?
— Можно, не нарушая слова, убить изменника, — заметил Мальвани, — и все будет в порядке.
— Уел, Твое Высокопреосвященство, умный ты, за что и люблю. И еще за то, что с мечом на «ты».
— А раз уел, так послушай. Если хочешь подложить Пьеру свинью, отпусти его посла.
— После того, что тот нес? Да за кого он меня держать станет? Нет, нельзя его отпускать…
— Не хочешь отпускать наглеца, — улыбнулся граф Лидда, — отпусти труса.
— Труса?! Еще чего? Червяков нужно давить. И хватит об этом! — Лось сунул пустой кубок кому-то из слуг и махнул рукой.
Наступил черед лейтенанта Эсташа. Этот не бранился, а умолял, каялся и доносил. Луи прикрыл глаза, чтобы не видеть перекошенного лица, но, к сожалению, заткнуть уши было невозможно.
Лейтенант новой гвардии Пьера Тартю очень хотел жить, но единственный довод, который он приводил в свое оправдание, — это то, что его заставили. Что именно заставили — было неясно, так как все прегрешения Эсташа перед Гварой и покойным Александром Тагэре состояли в том, что лейтенант со своим отрядом проводил графа Мо до границы, где и остановился. Эскотцы напали на них на арцийской земле и повязали, как овец, пленник должен был возмущаться, а он ползал на коленях.
Из нечленораздельных воплей следовало, что во всем виноват граф Мо и его родня, а сам Эсташ всегда ненавидел предателей Вилльо и готов собственной рукой покарать хотя бы одного из них. Арциец вопил бы долго, но Лось не был расположен слушать.
Все повторилось. Извивающийся, на сей раз от ужаса, осужденный, рассекающий воздух тяжелый двуручный меч, подпрыгивающая голова, алые пятна на подтаявшем снегу… Как просто, словно свинью закололи.
— И все же, Рорик, я должен в последний раз попросить вас подумать, — Лидда на удачу явно не надеялся, говоря лишь для очистки совести, — казнить посла Тартю — глупость.
— Да кто он мне, этот кошкин сын?! Пусть хоть лопнет со злости, мне-то что? От Церкви отлучат, дак мы свою учредим, и пошли те кантисские святоши жабе под хвост.
— Да кто он мне, этот кошкин сын?! Пусть хоть лопнет со злости, мне-то что? От Церкви отлучат, дак мы свою учредим, и пошли те кантисские святоши жабе под хвост. — Рорик подмигнул Луи. — Война так война! Этот недоделанный поганец еще меня не знает.
— Боюсь, как раз знает, — вставил граф Лидда, — потому так и поступает. Он ублюдок и трус, но с головой у него все в порядке.