— Вы вернулись, граф? — Жоселин протянула руку для поцелуя. — Вижу, вы только что сошли с коня? Неужели дела обстоят так печально?
— Похоже на то.
— Что с герцогом?
— Моя сигнора, герцог Ролан производит впечатление совершенно здорового и разумного человека, но ему грозит серьезная опасность. Он просил передать своей сестре, что надзирающие за ним монахи медленно травят его настойкой, вызывающей безумие, и что, если она хочет его спасти, нужно действовать немедленно. Более того, он мне предъявил весьма убедительные доказательства, на моих глазах выпив принесенную с собой настойку, которая вызвала приступ. Я очень сожалею, если расстроил Ее Высочество, но я обещал рассказать правду о том, что увижу.
Если бы граф Вардо мог убивать взглядом, Базиль Гризье был бы уже мертв, однако такой способностью Триединый Альбера не наделил. Ифранец перевел дух и чужим голосом спросил:
— Ваше Высочество, могу ли я узнать, привез ли сигнор письмо своей сестре?
— Конечно. Граф, написал ли герцог Ролан графине Вардо?
— Нет, моя сигнора. Он опасался, что письмо украдут или тайно прочтут, поэтому все передал на словах.
— Герцог был весьма неосторожен, — улыбнулась регентша.
— Отнюдь нет, ведь в письме сигноры был известный ему с детства тайный знак, согласно которому я был достоин доверия.
— И вы его оправдали, — глухо сказал Вардо.
— Несомненно, — склонил голову Базиль, — я всегда оправдываю все возложенные на меня надежды.
— Мы благодарим вас за оказанную ифранскому престолу услугу, — милостиво улыбнулась дочь Паука, — и будем рады видеть вас вечером.
Жоселин подобрала юбки и проследовала в свои покои. Базиль ослепительно улыбнулся белому от ярости Вардо.
— Засвидетельствуйте мое почтение вашей супруге. Я всю обратную дорогу вспоминал ее прелестные голубые глаза.
— Вы весьма любезны, сударь, — Альбер побледнел еще сильнее.
— Не стоит говорить таких вещей нашему дорогому графу, — герцог Фьонне с дружеской иронией посмотрел на Вардо, — он ужасно ревнив.
— Я полагаю, ревнивцам не следует жениться, — подошедшая Аврора обожгла Базиля изголодавшимся взглядом.
— Не согласен, сигнора, — арциец галантно поцеловал поясную ленту своей любовницы, — неженатый ревнивец еще опаснее. Семейный очаг защищает Церковь, а у любовника есть только кинжал.
— Какие ужасы вы говорите, — улыбнулась герцогиня, — теперь я никогда не осмелюсь изменить супругу.
— Это действительно ужас, — в фиалковых глазах мелькнула едва заметная насмешка, — но я не смею и далее шокировать вас своим запыленным платьем. Долг перед Ее Высочеством я исполнил, на очереди долг перед самим собой и моим несчастным конем. Разрешите откланяться.
— Я тоже ухожу, — обронил Вардо, — нам ведь по дороге, сударь.
— О да, — наклонил голову Базиль, — несомненно, нам по дороге.
2896 год от В.И.
16-й день месяца Собаки
ОРГОНДА. ЛИАРЭ
Раненых было не слишком много, возле них хлопотали медикусы и цирюльники, которым помогали женщины, менявшие воду в тазах, подававшие куски полотна, бинты, квасцы, арнику. Десятка три убитых унесли в иглеции. На стенах суетились каменщики и плотники, сменившие воинов, безошибочно почуявших, что на сегодня осаждающие иссякли.
На стенах суетились каменщики и плотники, сменившие воинов, безошибочно почуявших, что на сегодня осаждающие иссякли.
Лиарэ опять выстояла, в чем Марта Мальвани и не сомневалась. Осаждающие мало походили на тех, кто готов умереть, но водрузить победную сигну на вражескую крепость. Наемники и есть наемники, они могут честно сражаться, но, налетев на тех, кто дерется за нечто большее, чем полный кошель, становятся осторожны.
Герцогиня в сопровождении нескольких гвардейцев и Мишеля Монтрагэ обошла раненых и поднялась на стены. Во время штурмов Марта оставалась во дворце, как ни в чем не бывало занимаясь повседневными делами, которых в осажденном городе было немало. Оборону возглавлял Арно Монтрагэ, его опыту и его смелости можно было полностью доверять. Конечно, если угроза прорыва будет реальной, Марту Мальвани увидят на стенах. Не потому, что она великий полководец или хороший боец, а потому, что присутствие монарха делает безнадежный бой менее безнадежным. Струсивший король или герцог то же, что брошенное знамя. Воинам становится нечего защищать, они чувствуют себя обманутыми и сдаются или бегут, но в роду Тагэре не принято бросать своих людей, спасая собственные шкуры.
Марта шла по привыкшему к войне городу и улыбалась, отвечая на бурные приветствия гордых очередной победой воинов и горожан. Жители Лиарэ рвались в бой. Орест разбудил в добродушных обывателях воинский дух, а Аларик и не подумал его погасить, а может, не смог. Как бы то ни было, оргондцы воевали со страстью, не забывая насмехаться над застрявшими у стен крепости ифранцами.
Все шло хорошо, Лиарэ без особых усилий и потерь продержалась два месяца, оружия и продовольствия хватало, да и море всегда выручит: блокада блокадой, но свежая рыба в городе не переводилась. Дарнийские корабли были слишком тяжелы для того, чтоб болтаться у самого берега, и рыбаки вновь стали выходить в море. Ловить рыбку на мелководье под самым носом у врага стало для них сплошным удовольствием. По вечерам на площадях пели, танцевали и смеялись над потратившейся Паучихой, но Марте отчего-то в последнее время было неуютно. Она сама не знала, чего ждет, но дочь Шарля Тагэре видела слишком много подлостей, чтобы радоваться белой полосе, не думая о приближении черной. Даже весть о победе Сезара ее не столько обрадовала, сколько насторожила, — если прибыло в одном месте, в другом обязательно убудет.