— Но ты не напечатал об этом ни единого слова, — возразил Пламер.
— Это верно. Семья сержанта отнюдь не принадлежит к числу общественнозначимых семей, правда? Да и я узнал об этом спустя много времени. Просто решил, что нет смысла в публикации, не представляющей интереса для читателей. — Заключительная фраза служила ключом к их профессии. Репортёры сами решали, что интересно для общественности и что нет. Таким образом, выбирая темы публикаций, они контролировали прессу, предоставляя читателям то, что, по их мнению, они имеют право знать. На этом и основывалось могущество средств массовой информации — обладая правом выбора тем, журналисты могли кого?то превознести, а чью?то репутацию смешать с грязью, потому что далеко не все истории, появляющиеся в средствах массовой информации, начинались с чего?то сенсационного. Это относилось в первую очередь к политическим деятелям.
— Может быть, ты сделал ошибку.
Хольцман пожал плечами.
— Может быть, но я не ожидал, что Райан станет президентом, так же как и он сам. Тогда Райан поступил, как честный человек, — черт побери, более чем честный. Понимаешь, Джон, некоторые детали колумбийской операции никогда не увидят свет. Мне кажется, что я знаю все подробности, но не могу опубликовать их. Это нанесёт вред стране и никому не поможет.
— И всё?таки, что тогда сделал Райан, Боб?
— Он предупредил международный скандал и принял меры, чтобы виновные так или иначе понесли наказание…
— Одним из них был Джим Каттер? — спросил Пламер, все ещё пытаясь понять, на что способен Райан.
— Нет, Каттер действительно покончил с собой.
— Нет, Каттер действительно покончил с собой. Инспектор О'Дей, тот самый, что застрелил вчера террористов и сейчас сидит в помещении детского сада, следил за ним и видел, как Джим бросился под автобус.
— Ты уверен в этом?
— Абсолютно. Райан даже не подозревает, что все это мне известно. У меня несколько надёжных источников информации, и полученные от них сведения совпадают с опубликованными фактами. Или все это полная правда, или самая изощрённая ложь, с которой мне когда?либо приходилось сталкиваться. Знаешь, кто находится сейчас в Белом доме, Джон?
— Кто?
— Честный человек. Не просто «относительно честный», которого считают честным лишь потому, что до сих пор его не поймали. Райан — кристально честный человек. Я думаю, что он ни разу в жизни не совершил нечестного поступка.
— И всё?таки он наивен, ведёт себя, как ребёнок, заблудившийся в лесу, — упрямо повторил Пламер. Это были громкие слова, пусть ещё не признание собственной ошибки, однако он уже начал испытывать первые угрызения совести.
— Может быть, и так. Но кто сказал, что мы должны преследовать его, вести себя, словно хищные волки? Нет, все это не правильно. Мы призваны бороться с коррупцией, с мошенниками, однако мы занимались этим так долго и так успешно, что упустили из виду, что в правительстве могут оказаться честные люди. — Хольцман снова посмотрел на своего коллегу. — А теперь мы противопоставляем одного другому, чтобы сделать наши новости более привлекательными и сенсационными, повысить рейтинг передач и увеличить тираж газет, и в ходе всего этого сами оказываемся коррумпированными. Разве мы не должны предпринять что?то, чтобы исправить допущенное зло?
— Я догадываюсь, о чём ты спрашиваешь, но моим ответом будет «нет».
— В век относительных ценностей приятно обнаружить нечто абсолютное, даже если оно и является ошибочным, мистер Пламер, — съязвил Хольцман. Реакция, которой он ожидал, последовала незамедлительно:
— Хитёр ты, Боб, чертовски хитёр, но тебе не удастся обмануть меня, понял? — Комментатор заставил себя улыбнуться. Он не мог не признать, что попытка была блестящей. Хольцман был выходцем из тех времён, о которых Пламер вспоминал с особой ностальгией.
— Что, если я докажу тебе свою правоту?
— Тогда почему ты не написал об этом? — спросил Пламер. Ни один настоящий репортёр не смог бы удержаться от столь сенсационной новости.
— Я всего лишь не опубликовал эту историю. Но никогда не говорил, что не написал её, — поправил Боб приятеля.
— Твой редактор немедленно уволил бы тебя, если бы ты…
— Ну и что? Неужели нет ничего, чем ты никогда не занимался, даже после того как у тебя есть все, к чему ты стремился?
— Ты говорил о доказательствах, — уклонился от прямого ответа Пламер.
— Они в тридцати минутах отсюда. Но эти сведения не могут быть опубликованы.
— Почему я должен верить тебе?
— Но ведь я полагаюсь на тебя, Джон. Что является для нас главным? Публикация чего?то сенсационного, верно? Но кто подумает о стране, о её народе? Где кончается профессиональная ответственность и начинается ответственность перед страной? Я не опубликовал эту историю потому, что семья потеряла отца. Он оставил дома беременную жену. Правительство не могло заявить о своём участии в операции, и поэтому Райан решил исправить ситуацию. Он сделал это из собственных средств. Он никогда не ожидал, что кто?то узнает об этом. Как я должен был поступить? Разоблачить семью? Ради чего, Джон? Это нанесло бы непоправимый ущерб как стране, так и этой семье, а семья и без того перенесла тяжёлую потерю. Моя публикация помешала бы детям получить образование.
Моя публикация помешала бы детям получить образование. Существует множество других новостей, позволяющих обойтись без этой. Но вот что я скажу тебе, Джон: вы причинили боль честному человеку, а твой приятель с широкой улыбкой на лице лгал своей аудитории, преследуя свою личную цель. Неужели нам на все наплевать?
— Тогда почему бы тебе не опубликовать это?