— Эд выбыл из игры. Он подал в отставку. Роджеру позвонил государственный секретарь Хансон и сообщил об этом. Черт побери, ведь ты сам сообщил об этом в газете.
— Но чем он руководствовался, когда подавал…
— Чем он руководствовался, когда бегал за каждой юбкой, привлекающей его внимание? — резко возразил глава администрации. Отлично, теперь я сам восстанавливаю против себя средства массовой информации, подумал он.
— Эд всегда увлекался женщинами. Он взял себя в руки после того, как бросил пить. Это никак не отражалось на исполнении им своих обязанностей. — Точка зрения корреспондента стала теперь ясной. Подобно своей газете, он был ревностным защитником прав женщин. — Нужно подождать, и слухи об этом утихнут.
— Какую позицию займёт «Нью?Йорк таймс»?
— Я пришлю тебе копию редакционной статьи, — пообещал репортёр.
* * *
Он не мог больше терпеть. Бадрейн снял телефонную трубку и набрал шестизначный номер, глядя в темноту за окном. Солнце зашло, и небо затянуто облаками. Приближалась холодная дождливая ночь, а затем наступит утро, которого он может и не увидеть.
— Слушаю, — ответил голос ещё до конца первого звонка.
— Говорит Бадрейн. Для следующего рейса нам понадобится самолёт больших размеров.
— У нас стоит наготове «Боинг?737», но мне нужно разрешение, чтобы отправить его.
— Этим я сейчас займусь.
Принять срочные меры заставили его телевизионные новости. По телевидению не передавали ничего о политике, программы были ещё более приглушёнными, чем обычно. Ни одной политической передачи, и это в стране, где политика нередко вытесняла даже прогноз погоды. Самым зловещим было то, что состоялась передача о мечети, старой шиитской мечети, которую не ремонтировали много лет. Ведущий выразил сожаление, рассказав о длительной и достойной уважения истории этого здания, причём забыл упомянуть о том, что она обветшала потому, что когда?то стала местом встречи группы заговорщиков, обвинённых, наверно справедливо, в том, что они собирались устранить погибшего ныне любимого и великого политического деятеля Ирака, о котором скоро все забудут. Хуже всего было то, что на видеозаписи были видны пять имамов, которые стояли перед мечетью, даже не глядя в камеру, а просто показывали на потускневшие голубые плитки на стенах и, по?видимому, обсуждали, что следует предпринять. Эти пятеро были те самые, которые прилетели в Багдад в качестве заложников. Но на телевизионном экране не было ни единого солдата, а лица по меньшей мере двух имамов были хорошо знакомы иракцам. Кто?то сумел убедить телевизионную компанию или, точнее, её служащих. Судя по всему, доводы оказались убедительными — если вы хотите остаться на работе и сохранить голову, пора посмотреть в лицо новой реальности. Будут ли эти несколько коротких моментов на экране достаточными для народных масс, чтобы рассмотреть и узнать лица приехавших — и понять смысл передачи? Поиски ответа на этот вопрос могут оказаться опасными.
Но мнение народных масс не имело значения. А вот мнение майоров и полковников, а также генералов, не попавших в список улетающих из Ирака, имело значение, причём немалое. Очень скоро они все поймут. Возможно, кто?то уже понял. Они начнут звонить по телефону, сначала обращаясь к вышестоящим начальникам, чтобы выяснить, что происходит. Некоторым будут лгать. Другие вообще не услышат ответа, потому что хозяева телефонов уже покинули страну. И тогда они задумаются, начнут встречаться друг с другом. В течение следующих двенадцати часов им придётся принять решение. Это люди, которых считают преданными гибнущему режиму, которым некуда скрыться и у которых нет денег, чтобы прожить оставшуюся жизнь. Им придётся остаться в Ираке. Их преданность прошлому режиму может означать смертный приговор — для большинства так и произойдёт. А вот у некоторых есть шанс на спасение. Чтобы уцелеть, им придётся поступить так, как поступают преступники во всём мире. Они спасут свою жизнь, выдав более крупную добычу. Так бывает всегда. Полковники свергнут генералов.
Наконец генералы поняли, насколько опасно положение.
— Наготове стоит «Боинг?737». Там хватит места для всех. Он может прилететь сюда через девяносто минут, — сказал Бадрейн генералам.
— А нас не убьют в мехрабадском аэропорту? — спросил заместитель начальника генерального штаба иракской армии.
— Вы предпочитаете умереть здесь? — ответил Бадрейн.
— Что, если это ловушка?
— Нельзя исключить и такой риск. В этом случае умрут пять имамов, выступавших по телевидению. — Разумеется, этого не случится. Это должны будут осуществить солдаты и офицеры, преданные уже не существующим генералам. Такая преданность здесь отсутствует. Все знали это. Сам акт получения заложников был инстинктивным шагом и уже стал бессмысленным из?за чьих?то действий, возможно, средств массовой информации, но скорее полковника, стоящего во главе вооружённой охраны иранских священнослужителей. Полагали, что он надёжный сотрудник службы безопасности, вспомнил Бадрейн, верующий суннит и сын члена баасистской партии.
Это могло означать, что баасистскую партию уже подчиняют своему влиянию. События развивались теперь слишком быстро. Имамы не собираются скрывать причины своего приезда в Ирак, не правда ли? Но все это не имело значения. Расправа с заложниками не принесёт ни малейшей пользы. Оставшись в Багдаде, генералы были обречены, а принятие мученической смерти не будет чем?то оскорбительным для иранских имамов. Это было неразрывной частью шиитских традиций.
Нет, решение было уже принято, причём бесповоротно. Просто высокопоставленные военные чины ещё не поняли этого. Они не продумали развития событий до конца.