— Иду поговорить с боссом, — сказал он агентам Секретной службы в коридоре, ведущем из восточного крыла Белого дома в западное. Он так спешил, что агенты подались в стороны ещё до того, как увидели выражение его глаз.
— Да? — поднял голову Райан. Дверь Овального кабинета редко открывали без предупреждения.
— Нам придётся заново провести интервью, — тяжело дыша, произнёс Арни.
— Почему? — недоуменно покачал головой Джек. — Я забыл застегнуть ширинку?
— Мэри всегда проверяет это. Качество видеозаписи оказалось плохим и нет времени сделать новую. Доннер обратился с просьбой выступить в девять вечера в прямом эфире. Те же самые вопросы и всё остальное — и вот ещё, — произнёс Арни, которому пришла в голову хорошая мысль. — Ты не смог бы попросить жену тоже быть рядом?
— Кэти это не понравится. А зачем? — спросил президент.
— От неё ничего не потребуется, просто пусть сидит рядом с тобой и улыбается. Это произведёт на аудиторию хорошее впечатление. Она ведь должна время от времени вести себя как первая леди, Джек. Это не будет трудным. Может быть, мы сможем даже привести детей к…
— Нет. Мои дети не будут вовлечены ни в какие выступления перед публикой, и точка. Мы говорили об этом с Кэти.
— Но…
— Нет, Арни, этого не будет ни сегодня, ни завтра, ни в будущем. Никогда. — Голос Райана звучал твёрдо и холодно, как смертный приговор.
Глава президентской администрации понял, что ему не удастся убедить Райана во всём сразу. Потребуется некоторое время, но Джек поймёт необходимость этого.
Никогда. — Голос Райана звучал твёрдо и холодно, как смертный приговор.
Глава президентской администрации понял, что ему не удастся убедить Райана во всём сразу. Потребуется некоторое время, но Джек поймёт необходимость этого. Нельзя быть одним из рядовых американцев и не позволять им увидеть своих детей. Впрочем, сейчас нажим не даст желаемого результата.
— Значит, ты попросишь Кэти?
Райан вздохнул.
— Хорошо, — согласился он.
— Тогда я передам Доннеру, что она, может быть, примет участие в передаче, но пока мы не уверены в этом из?за её занятости как врача. Пусть задумается. Кроме того, её присутствие отвлечёт от тебя часть внимания. Не забывай, это главная обязанность первой леди.
— Может быть, ты сам поговоришь с ней, Арни? Учти, она хирург и умеет обращаться со скальпелем.
Ван Дамм рассмеялся.
— Знаешь, кто она? Она чертовски привлекательная женщина и упрямее нас с тобой. Так что попроси её получше, — посоветовал он.
— Хорошо. — Поговорю с ней сразу после ужина, подумал Джек.
* * *
— О'кей, Том, президент согласен. Но мы хотим попросить его жену быть с ним рядом.
— Почему?
— А почему нет? — спросил Арни. — Мы пока не уверены в этом. Она ещё не вернулась с работы, — добавил он, и корреспонденты улыбнулись, услышав эту фразу.
— Спасибо, Арни. Я у тебя в долгу, — Доннер выключил динамик.
— Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, что обманул президента Соединённых Штатов, — негромко заметил Джон Пламер.
Он был старше Доннера и профессией журналиста занимался заметно дольше. Пламер не принадлежал к поколению Эдварда Р. Марроу — он был для этого недостаточно стар. Ему ещё через несколько лет исполнится семьдесят, и во время Второй мировой войны он был ещё юношей. Зато уже в Корее Пламер был молодым репортёром, потом работал иностранным корреспондентом в Лондоне, Париже, Бонне и, наконец, в Москве, откуда его выслали. Впрочем, левые взгляды Пламера не заставили его относиться к Советскому Союзу с симпатией. Однако, хотя он и не принадлежал к поколению Марроу, но был воспитан на репортажах этого бессмертного корреспондента Си?би?эс. Он всё ещё мог закрыть глаза и услышать выразительный низкий баритон, в котором каким?то образом звучала убеждённость, обычно свойственная голосу священника. Возможно, причина этого заключалась в том, что Эд начинал как диктор на радио, а в то время голос был одним из самых важных достоинств корреспондента. Он, несомненно, знал язык лучше, чем большинство корреспондентов его времени, и уж несравненно лучше полуграмотных репортёров и журналистов современного поколения. Сам Пламер серьёзно занимался изучением литературы елизаветинской эпохи и старался писать репортажи и делать комментарии с элегантностью своего великого учителя, которого он слышал и видел на экране, но ни разу в жизни. У Эда Марроу была огромная аудитория, которую привлекала прежде всего свойственная ему честность, напомнил себе Пламер. Своей настойчивостью Эд ничем не уступал последующим поколениям многочисленных репортёров, занимающихся «журналистскими расследованиями», но все знали, что он справедлив и беспристрастен. Однако самое главное заключалось в том, что Эд Марроу никогда не нарушал правил и был верен журналистской этике. Пламер принадлежал к поколению, которое считало, что профессия журналиста зиждется на твёрдых правилах и одно из них — никогда не лгать. Ты можешь искажать правду для того, чтобы выудить у кого?нибудь информацию, — это другое дело, — но никогда, ни при каких условиях не должен намеренно лгать кому?то. Это беспокоило Пламера. Эд Марроу никогда бы так не поступил. Никогда.