— Вообще?то нет, — ответил Адлер. — Мы собираемся всего лишь прощупать этого человека, узнать, каковы его намерения. Мой приятель Клод — он встречал нас в Париже — сказал, что ситуация не настолько плоха, как кажется на первый взгляд, и его доводы были весьма убедительными. Моя задача заключается главным образом в том, чтобы передать Дарейи обычное предложение дружбы и сотрудничества.
— И всё?таки будьте осторожны, — улыбнулся Чавез. На лице государственного секретаря появилась ответная улыбка.
— На дипломатическом языке это звучит более утончённо, но я понимаю ваше предостережение. Между прочим, какова ваша профессия, мистер Чавез?
Кларк улыбнулся, услышав этот вопрос.
— Вам не понравится, если вы узнаете, откуда мы его подобрали, господин секретарь.
— Я только что закончил диссертацию на степень магистра, — не без гордости ответил молодой разведчик. — В июне получаю диплом.
— Где?
— В университете Джорджа Мейсона, у профессора Альфер. Это пробудило интерес госсекретаря.
— Вот как? В прошлом она работала у меня. Какова тема диссертации?
— «Исследование традиционной мудрости: ошибочные дипломатические манёвры в Европе конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия».
— Немцы и британцы?
— Главным образом. Особенно в соревновании за господство на море, — кивнул Чавез.
— И ваш вывод?
— Люди не всегда признают разницу между стратегическими и тактическими целями. Те, кому следовало думать о будущем, думают вместо этого о настоящем. Поскольку они смешивали политику с искусством управления государством, то оказались втянутыми в войну, которая разрушила весь европейский порядок и заменила его рубцовой тканью, словно после хирургической операции.
Поразительно, подумал Кларк, прислушиваясь к этой беседе, как меняется голос Динга, когда он говорит о своей научной работе.
— И вы по?прежнему офицер службы безопасности? — спросил государственный секретарь. В его голосе звучало недоверие.
На лице Чавеза появилась улыбка, столь свойственная его латинской расе.
— Был раньше. Простите, что я не передвигаюсь прыжками и не волочу кисти рук по земле, как положено офицеру службы безопасности, сэр.
— Тогда почему Эд Фоули приставил вас обоих ко мне?
— Это из?за меня, — заметил Кларк. — Руководители ЦРУ хотят, чтобы мы прогулялись по Тегерану и оценили обстановку.
— Из?за вас? — недоуменно спросил Адлер.
— Я занимался обучением обоих Фоули, когда?то в далёком прошлом, — объяснил Джон, и после этого направление разговора резко изменилось.
— Так это вы те парни, что спасли Когу! Это вы…
— Да, мы были там, — подтвердил Чавез. Он решил, что государственный секретарь наверняка имеет допуск к таким вопросам. — Мы тогда здорово повеселились.
Государственный секретарь подумал, что ему следует чувствовать себя оскорблённым из?за приставленных к нему двух оперативников, причём ещё в большей степени из?за замечания младшего из них относительно того, что им следовало бы волочить кисти рук по земле и передвигаться прыжками. Но степень магистра, полученная в университете Джорджа Мейсона…
— Кроме того, вы те парни, что прислали доклад, который вызвал насмешку у Бретта Хансона, — доклад относительно Гото.
Оказалось, что это отличный доклад, вы проделали тогда великолепную работу. — Раньше Адлер не мог понять, что делают эти двое в группе по составлению материалов о национальной безопасности в отношении к ОИР. Теперь ему стало ясно.
— Однако никто не прислушался к нашей точке зрения, — напомнил Чавез. Их доклад мог сыграть решающую роль в войне с Японией, причём им пришлось тогда работать в особенно трудных условиях. Но отправленное ими сообщение дало Чавезу реальное представление о том, что дипломатия и система управления государством с 1905 года мало изменились. Это был зловещий ветер, не предвещавший никому ничего хорошего.
— Но я буду теперь прислушиваться, — пообещал Адлер. — Сообщите мне впечатление о своей прогулке по городу, ладно?
— Непременно. Полагаю, вы входите теперь в число людей, которым нужно знать о происходящем, — заметил Джон, вопросительно подняв бровь.
Адлер повернулся и жестом подозвал к себе одну из стюардесс, привлекательную брюнетку, которую Кларк выделил как сотрудницу французской разведки. Она была чертовски хороша, но несколько неловко обращалась с посудой в маленькой кухне, чего никогда не допустила бы профессиональная стюардесса.
— Да, мсье министр?
— Сколько нам осталось до посадки?
— Четыре часа.
— Тогда можете принести нам колоду карт и бутылку вина?
— Конечно, мсье министр. — Стюардесса поспешила выполнить просьбу.
— Мы не должны пить на службе, сэр, — заметил Чавез.
— Вы не на службе до момента посадки, — сказал Адлер. — А я люблю играть в карты перед началом трудных переговоров. Успокаивает нервы. Джентльмены готовы на дружескую партию?
— Ну что ж, господин секретарь, если вы настаиваете, — ответил Джон. Теперь все они получат представление о предстоящей операции. — Партию в покер, пожалуй?
* * *
Все знали, где проходит разделительная линия. Стороны не обменивались официальными коммюнике, по крайней мере не между Пекином и Тайбэем, но, несмотря на это, все знали и понимали значение границы, потому что военные склонны быть практичными и наблюдательными. Самолёты КНР не подлетали ближе чем на десять морских миль (восемнадцать километров) к определённой линии, проходящей с севера на юг, и самолёты Китайской Республики, признавая это обстоятельство, держались на том же расстоянии от невидимой линии долготы. По каждую сторону этой линии военные могли поступать, как им заблагорассудится, проявлять любую агрессивность, тратить столько боеприпасов, сколько могли себе позволить, и противная сторона соглашалась с этим без всякого обмена радиограммами. Все это делалось в интересах стабильности. Игры с заряженным оружием всегда опасны — это относится как к государствам, так и к детям, хотя последние легче подчиняются дисциплине.