— … мощь Америки не в Вашингтоне, а в Индиане, Нью?Мексико, в каждом месте, где американцы живут и работают, где бы оно ни находилось. Мы в Вашингтоне не являемся Америкой — это вы представляете собой Америку. — Голос президента гремел из репродукторов системы трансляции — не слишком хорошая система, думали агенты, правда, поездка готовилась слишком поспешно. — А мы работаем на вас. — Приветственные крики раздавались из аудитории, которая не замечала низкого качества звука.
Кабели телевизионных камер вели к автобусам, стоящим снаружи. Установленные тут же тарелки антенн передавали звук и изображение на спутники связи. Сегодня репортёры сидели главным образом позади аудитории, ведя записи, хотя в их распоряжении находился полный текст выступления президента и письменное обещание, что на этот раз президент не будет отступать от него. Все они скажут сегодня «речь президента», хотя это совсем не было президентской речью. Репортёры знали, кто написал её. Кэлли Уэстон уже говорила о ней кое с кем из них. Они следили за реакцией слушателей, что было гораздо проще, так как не слепили лучи прожекторов.
— … это не возможность, а ответственность, которую разделяем все мы, потому что Америка принадлежит всем нам.
Они следили за реакцией слушателей, что было гораздо проще, так как не слепили лучи прожекторов.
— … это не возможность, а ответственность, которую разделяем все мы, потому что Америка принадлежит всем нам. Вот почему долг управления Америкой начинается здесь, а не в Вашингтоне. — Новый гром аплодисментов.
— Хорошая речь, — заметил Том Доннер, обращаясь к своему комментатору и аналитику Джону Пламеру.
— И отличная манера говорить. Я побеседовал с суперинтендантом военно?морской академии в Аннаполисе. Там считают, он был прекрасным лектором, — ответил Пламер.
— Здесь хорошая аудитория для него, главным образом молодёжь. И он не коснулся главных политических проблем.
— Да, постепенно втягивается в политику, — согласился Джон. — У тебя ведь выделена ещё одна группа для вечерней передачи, верно?
Доннер посмотрел на часы.
— Наверно, они уже работают, — заметил он.
* * *
— Итак, доктор Райан, как вам нравится быть первой леди? — с тёплой улыбкой спросила Кристина Мэттьюз.
— Я ещё не разобралась с этим. — Они беседовали в маленьком кабинете Кэти, окна которого выходили на центр Балтимора. Здесь едва хватало места для письменного стола и трех кресел (одного, удобного, — для врача, одного — для пациента и ещё одного — для супруга или супруги, или для матери пациента). Теперь сюда втиснулись осветительные софиты и телевизионные камеры, и в результате Кэти казалось, что её загнали в ловушку. — Знаете, я сожалею, что не могу теперь готовить пищу для своей семьи.
— Вы — хирург, а ваш муж ожидает, что вы будете ещё и готовить? — Удивление корреспондента Эн?би?си граничило с негодованием.
— Я всегда любила готовить. Это помогает мне расслабиться после возвращения домой. — Вместо того чтобы смотреть телевизор, едва не добавила профессор Кэролайн Райан. На ней был новый накрахмаленный белый халат. Ей пришлось потратить пятнадцать минут на укладку волос и макияж, а ведь её ждали пациенты. — К тому же я умею хорошо готовить.
Ну, тогда другое дело. На лице корреспондента появилась лукавая улыбка.
— А какое блюдо президент любит больше всего? — спросила она.
На лице Кэти появилась ответная улыбка.
— Он любит простую пищу. Бифштекс, печёный картофель, свежие кукурузные початки и мой фирменный шпинатовый салат. Как врач я не устаю напоминать ему, что в таком питании многовато холестерина. А Джек здорово управляется с грилем. Да и вообще в доме он умеет управляться со многим. Он даже не отказывается косить траву.
— Позвольте мне напомнить вам о той ночи, когда родился ваш сын, той ужасной ночи, когда террористы…
— Я никогда не забуду её, — тихо ответила Кэти.
— Ваш муж тогда убил людей. Вы врач по профессии. Как вы отнеслись к этому?
— Джек и Робби — теперь он адмирал Джексон, Робби и Сисси, его жена, наши близкие друзья, — объяснила Кэти. — Короче говоря, они поступили так, как должны были поступить, иначе нас не было бы в живых. Я ненавижу насилие. Я хирург. На прошлой неделе мне пришлось оперировать человека, перенёсшего травму, — мужчина потерял глаз в результате драки в баре в нескольких кварталах отсюда. Но Джек руководствовался совсем иным, он вынужден был поступить так. Мой муж защищал меня, Салли и маленького Джека, который тогда даже ещё не родился.
— Вам нравится быть врачом?
— Да, я люблю свою работу и никогда не променяю её ни на что другое.
— Но обычно первая леди…
— Я знаю, что вы имеете в виду.
Я занимаюсь не политикой, а медициной. Я веду научные исследования и работаю в глазной клинике, которая является лучшей в мире. Даже сейчас меня ждут пациенты. Они нуждаются во мне — и, знаете, я тоже нуждаюсь в них. Моя работа — это то, без чего я себя не мыслю. Кроме того, я мать и жена, и мне нравится почти все в моей жизни.
— За исключением таких интервью? — с улыбкой спросила Кристин.
— Я ведь не обязана отвечать на подобный вопрос, правда? — лукаво усмехнулась Кэти. В этот момент Мэттьюз поняла, что у неё появилась ключевая фраза для интервью.