— Эй, панове-молодцы, обыватели валковские, мугыри да свинопасы, костерники да броварники! Хватит вам под перинами прятаться, в винницах страх заливать, да по запечьям дрожать — ждать, покуда татарский аркан не найдет! Кто смелый — иди со мной, Яриной Загаржецкой, дочкой сотниковой, наши Валки боронить! А кто трус, смелость взаймы бери и тоже иди! Или не деды ваши с паном гетьманом Зиновием Старых Панов под Пилявцами рубили да татар на Изюмском шляху гоняли? А не пойдете — по селам поеду да молодиц с рогачами наберу, а все одно: врагов в Валки не пущу! И в том слово даю крепкое, черкасское! Поняли меня?
Девушка задохнулась, рука с шаблей опустилась вниз. В горле першило — не иначе голос сорвала. Не беда, лишь бы услыхали!
Услыхали! Тишина сменилась гулом, но голоса теперь звучали иначе. Очнулись мугыри!
— А сотником кто будет? — высокий парень в коротком, не по росту, кожухе пробился вперед. — Не можно без сотника, панна Ярина!
Парень был знакомый — Миско Швец, из самой голоты. Год назад в черкасы просился, да не взяли. Какой черкас без коня?
Девушка задумалась. А и вправду, кто? Ни писаря не осталось, ни есаула, ни черкаса реестрового.
— А хоть он, — Ярина кивнула на мрачного Хведира. — Роду он черкасского, и батька, царствие небесное ему, сотенным писарем был!
Хведир даже головы не поднял — будто не слыхал. В толпе засмеялись.
— Не, не годится! — Миско Швец взлохматил буйную шевелюру. — Пусть пан бурсак покуда в писарях, как батька, походит. Он — человек ученый, ему и писарем быть. Верно?
Толпа вновь загудела — согласно, дружно. Ярина облегченно перевела дух. Раз уж чины делить начали, значит, не побегут!
— А сотником тебе быть, Ярина Логиновна, некому больше.
Девушка невольно покраснела, в висках застучала кровь. О таком и не мечталось. Не мечталось, не думалось. Куда там в сотники! Тут бы раз с батькой в поход сходить — и то не брали!
— Девка она! — послышался чей-то рассудительный бас. — Девка славная, боевая, да один хрен: разве можно девку в сотники?!
Ярина только вздохнула. Все верно! Замечталась, дуреха!
— И кто ж такое сказал? — Миско резко оглянулся, хмыкнул. — Да это мы все — бабы, а она — единственный вояка на все Валки! Кто бежать хотел да хомяком в нору ховаться, а?
Рядом со Швецом уже собрались его погодки: крепкие, плечистые, один в один. Кое-кого Ярина помнила. Тоже из голоты, доброго кожуха — и того нет.
— Ярину Загаржецку — в сотники! Слава! — крикнул кто-то, и весь майдан дружно отозвался:
— Слава! Слава! Не уйдем! Не сдадимся!
Ярина словно очнулась. Криком сотники не ставятся. Через день-другой из Полтавы наказного пришлют, но ждать все одно нельзя.
— Теодор Лукьяныч!
Парень поднял голову, взглянул удивленно.
— Поезжай в управу сотенную да всех волонтиров запиши, да амбар открой, где припас хранится, да погреб пороховой. Понял ли, пан писарь сотенный?
Бурсак подумал, кивнул. Ярина повернулась к Швецу.
— А ты, пан Миско, при мне сотенным товарищем будешь. Проследи, чтоб на улицах порядок был, да чтоб не стреляли попусту. И об есаулах наказных подумай, вечером назначим.
— А головы брить? — поинтересовались петушиным фальцетом. — То холодно, панна сотникова!
— Брить, ясное дело! — хором ответили ему. — Голову брить, а чуприну оставлять, да усы. И пшена с салом запасай, и ложку с казанком бери! Чай, теперь черкас — не мугырь!
Ярина улыбнулась.
* * *
— Зброи много, Яринка, — Хведир устало вздохнул, откладывая гусиное перо. — Да только старая вся. Рушниц справных нет, и янычарок нет. Булдымки, фузеи без пружин, флинты. Какие ржавые, какие без кремней. И шабли ржавые. Гармата есть, да только без ядер.
Здоровая рука сдернула с носа очки, парень повертел их, растерянно оглянулся.
— Протереть бы! Подсоби!
Ярина выругала себя за недогадливость и взялась за окуляры — тереть до блеска толстые стеклышки. Ночь прошла, уже утро. Сделано немало, да вот поможет ли? Люди есть — восемь десятков записалось. Но только кто? Голота — ни коней, ни зброи, ни выучки. Только пятеро и служили, и то не в черкасах, а на востоке — в стрельцах городовых. Это ли войско?
— И коней мало, — Хведир вновь нацепил окуляры, заглянул в исписанный мелкой, красивой вязью лист. — Восемь коней, настоящих, боевых, а остальные — клячи селянские, на них не поездишь.
— Ничего, — девушка заставила себя улыбнуться. — Не в том сила!
Да, валковский обыватель воевать не обучен, зброя стара и коней боевых нет. Зато на всех въездах-выездах уже стоят рогатки, а за рогатками — хлопцы с фузеями. За околицами спрятаны секреты, чтобы враг внезапно не налетел, а пушку зарядили гвоздями да подковами. В упор ахнет — добре будет.
— Я Миско Швеца в Минковку послала, да в Перепелицевку, чтоб народ поднимал, — девушка присела к столу, бегло проглядела записи. — Надо бы порох пощупать, а то пишешь — «три бочонка», а что в тех бочонках…
Бурсак что-то хотел пояснить, но не успел. Негромко заскрипела дверь.
— Ханум-хозяйка! Говорить надо!
Агмет подошел к столу, расстегнул жупан, бросил недоверчивый взгляд на разложенные бумаги.
— Зачем глаза портишь, бачка Хведир? Мой один глаз иметь — лучше твоих два видеть!