— Дурень ты, сотник, как есть дурень! — устало выдохнула голова. — Ну, коли не веришь, так подыхай вместе с дочкой и с друзьями своими! Кнеж-то вывернется… с Мацапуриной головой грех ему не вывернуться!
— Да ежели он тебя не получит — угоду не подпишет!
— Подпишет, куда ему деваться! Потому как без головы моей кнежу одно спасение — ту угоду подписать да честно выполнить! А вот с головой он и другую лазейку сыщет, без вас обойдется! Зря, что ли, юлит кнеж? хвалой сбивает, лестью подмазывает? Тут Страшный Суд на дворе, о своей бы голове думать, а ему — чужую подавай!
— Слышь, пане сотник, а ведь складно брешет, — неуверенно протянул Шмалько.
— Только как бы и здесь не объегорил, собачий сын! Кнежу-то и у меня особой веры нет, но уж Дикому Пану — тем паче!
Логин по-новой мерял шагами зал.
— Не могу я слово свое нарушить! — буркнул угрюмо. — Сколь раз уже преступил: не отмыться теперь, не отмолить… Хватит! Сдохну — а выполню!
— Подыхать-то как раз не обязательно, — вскользь заметила голова. — Ты, Логин, кнежу что обещал? Отдам, мол, голову Мацапуры-душегуба? Так?
— Ну, так.
— Ну и отдашь. Сдержишь слово. Только голова моя к тому времени уж мертвой будет! Хай кнеж задавится! — Мацапура злорадно хихикнул: видать, веселая картинка представилась. — Ему ведь не череп мой требуется, не уши-волосы, а душа моя заклятая! Отдай, отдай меня, сотник Логин! Только перед тем…
— Ну?!
Оба подались вперед, ловя каждое слово: сотник и есаул.
Да и остальные насторожились.
— Пусть кто-нибудь из вас позовет Дикого Пана к себе на перстень, или на цепь, на шаблю там, на пистолю — как сам захочет. Пусть скажет: «Пойдешь ко мне на перстень? на шаблю?…» И всех забот.
— А тебе-то что за радость с того дела? — подозрительно осведомился молчавший до сих пор Мыкола.
— А та радость, что в пекло не хочу! Боюсь. Заждались меня там с вилами. Или опять не верите?
— Вот в это верю, — хмыкнул Логин. — А чего ж тогда к кнежу на вареники не хочешь?
— Кнеж Сагорский хуже пекла. Выпьет он меня за один глоток. Для того глотка и просит.
— Ну, а мне, к примеру, кой прок тебя, чаклуна, на шаблю или пистолю брать? — не отставал Мыкола, выискивая скрытый подвох.
— Эх, пальцев нету! — сокрушенно вздохнула голова. — Давай так, черкас: я растолковываю, а ты загибай. Во-первых, пан сотник слово исполнить хочет. Пускай, я не против… Во-вторых, тем вы кнежу выбора не оставите, и останется ему угоду вашу честно выполнить, чтоб спастись. Без моей силы ему иной дорожки отсюда нет! А в-третьих, и тебе лично корысть: возьмешь меня на шаблю — зело зла шабля в рубке станет, спасу от нее врагам не будет! Возьмешь на пистолю — ни промаха, ни осечки не даст пистоля! А возьмешь, к примеру, на перстень — удачу тот перстень тебе принесет, хоть в карты, хоть в кости. Ну и моя корысть последняя. Уж лучше шаблей или камнем-яхонтом, чем в пекле на сковороде или у кнежа в утробе ненасытной!
— Складно да гладко пан Мацапура речь держит, и всем от его пропозиции польза изрядная получается, — протянул раздумчиво Теодор-бурсак. — Однако же имею я некое сомнение…
— …что брешет он, паскуда! Под монастырь нас всех подвести хочет! — закончил за него есаул.
Голова молчала.
Ждала, что решат.
— Может, в кулемет его подсадить? — предложил вдруг Юдка. — Нивроку, злобная махиния выйдет, панове, доложу я вам! Что, пан Станислав, пойдете…
— Пан Станислав?! — неожиданно взвилась из угла Ирина Логиновна. — Он не пан Станислав! Брешет он все, собака! Пан Станислав… он настоящий шляхтич был, и умер как лыцарь!
— То есть как это — пан не пан?! Эй, доню, ты говори да не заговаривайся! ишь, лыцарем он помер, вражья душа!
— Батько! Вы, когда замок Мацапурин взяли, подвал обшарили?
— В первую голову! Тебя искали. А нашли только шляхтича убитого и мертвяка живого, погань такую, прости Господи! Ну, мертвяка хлопцы, ясное дело, в капусту…
— Вот шляхтич убитый и был пан Станислав! Подлинный! Мы с ним в одном подземелье сидели, он мне все рассказал! Все! Этот…
Девушка указала в сторону примолкшей головы, и отдернула руку, словно боясь обжечься или замараться.
— Он не пан Станислав! Брешет он все, собака! Пан Станислав… он настоящий шляхтич был, и умер как лыцарь!
— То есть как это — пан не пан?! Эй, доню, ты говори да не заговаривайся! ишь, лыцарем он помер, вражья душа!
— Батько! Вы, когда замок Мацапурин взяли, подвал обшарили?
— В первую голову! Тебя искали. А нашли только шляхтича убитого и мертвяка живого, погань такую, прости Господи! Ну, мертвяка хлопцы, ясное дело, в капусту…
— Вот шляхтич убитый и был пан Станислав! Подлинный! Мы с ним в одном подземелье сидели, он мне все рассказал! Все! Этот…
Девушка указала в сторону примолкшей головы, и отдернула руку, словно боясь обжечься или замараться.
— Этот был его отцом! Был! пока однажды в городе Париже…
— …на Гревской площади, — слова сами вырвались из уст Сале.
Сотникова дочка на миг осеклась.
Резко обернулась к женщине-Проводнику.
— Как?! И ты тоже знала?!
— Теперь знаю, — мягко уточнила Сале. — А раньше… видение мне было. Видение и голос: «Гревская площадь». Казнь видела. Казненный на нынешнего господина Мацапуру смахивал. А когда ему отсекли голову, и народ начал расходиться, то к палачу подошли…