Обман!
Заморочили, богохульники!
Бабахнула фузея — и в ответ у стены дареные бонбы рваться начали. Видать, и москаль опомнился!
Тут уж ход не ход, личина не личина — со всех ног обманщики побежали, к табору. Вот и трубы голос подали. Неужели отход трубят?!
Отступают басурманы!
…отбились?!
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Сплю.
Вижу сон.
Бегут красивые люди. Батька играется детской трещоткой-поветрухой. Ирина Логиновна Загаржецка хочет палить из пузатой гарматы. Добрый дядька боится в подвале. Злая-добрая тетка переплевывается с кем-то ядовитыми закорлючками. Братик чинит цацки — чтоб пуще бахали.
Всем весело.
Хороший сон. Не бойся, добрый дядька. Не бойся, братик. Я вас спасу.
Нет, молчат они. Нет, это мы тебя спасем.
Дурной сон. Плохой. Уходи.
Сам уходи, смеется дурной сон.
Ухожу.
Иду по дороге. Через пленочки, насквозь. По всей дороге — костры. В кострах горят маленькие хлопчики. Горят, кричат; просят дать им смыслу. Одну и ту же. Потом маленькие хлопчики выбегают из костров. Они теперь большие, сильные. Убивают, кого хотят.
Молодцы.
А в больших-сильных, на самом донышке, все кричат — не докричатся маленькие хлопчики.
Они не хотят стать бабочками.
Они плачут. А потом ложатся на бочок. Засыпают.
Совсем.
Мой костер ждет впереди. Он самый красивый. Радужный. «Ты только попроси, — машет крылышками розовая бабочка. — Ты только попроси правильно, хорошо?»
Ладно, отвечаю я. Попрошу.
Правильно.
И тогда у меня будет шелковый сачок. Сачок и иголки. Чтобы собрать коллекцию бабочек.
А розовой я оторву крылышки.
Логин Загаржецкий, сотник валковский
…Устало привалился к горячим закопченным камням стены. Вытер лоб. С тупым изумлением уставился на багрово-черный след поперек ладони. Ранили, что ли? Да нет, вроде.
А остальные как? — встрепенулся.
— Мыкола!
— Га?
— Живой?
— Та живой, что мне сделается… Тут другая беда: в пороховнице дуля вприсядку скачет! Чем отбиваться, коли снова сунутся?
— Кулаками! Впервой, что ли?! — сотник понимал, что без пороха и пуль кулаками сподручно только в пекло дорожку пробить. Но говорить об этом вслух было никак нельзя. — Чумак, ты где?!
— Туточки я, пан сотник! — перед глазами возникла чумазая от пороховой гари рожа.
— Заряжай зброю. Пороха-то хоть жменька осталась?
— Пол-жменьки, пан сотник…
— Все одно заряжай. Гей, Петро!
— Ну? — хрипло каркнуло с другого конца галереи.
— Ранили его, пан Загаржецкий! — немедленно пояснил голос Юдки, картавя больше обычного.
— Как вы полагаете, сойдет кошерный лоскут от моего лапсердака православному черкасу на перевязку? А то я завязал, а теперь переживаю…
Это жид правильно встрял. От Петра ведь слова не дождешься.
— А ты там как? — помимо воли вырвалось у сотника.
— А что честному жиду во вред, не сглазить бы? Я ж обрезанный, а по второму разу, сами знаете… хоть креститься, хоть это самое — грех великий!… да и больно…
— Шмалько!
— Да здесь мы, здесь! — ответили почему-то не с башни, а от входа в замок.
Логин глянул — и обнаружил есаула в компании чорта: оба как раз выкатывали из башенного входа кулемет.
— Куда махинию тянете?! — рявкнул сотник. — Почему без приказу?!
— Зарядов с гулькин хрен осталось, — скучно пояснил Шмалько, усаживаясь прямо на ступеньки рядом с кулеметом. Рыла обоих с дружным неодобрением уставились на закрытые ворота. — Все одно, ежели опять полезут, створки вышибут к бесовой матери. А отсюда, в упор — больше положим.
— Ладно, — махнул рукой Логин, признавая правоту есаула.
Шмалько отцепил от пояса филижанку, глотнул, крякнул. Подумал чуток — и протянул филижанку присевшему рядом на корточки чорту. Тот отказываться не стал, хлебнул в свою очередь, с благодарным кивком вернул есаулу угощенье и убрел себе в замок. Вернулся чорт быстро, держа в разнопалых руках длиннющий протазан.
Явно старинной работы.
Это он правильно. Видать, хотел вилы-тройчатки сыскать — да не нашлось у лыцарей вил.
— Батько! У тебя кровь! Тебя ранили?!
Яринка! И когда только на галерею взобраться успела, стрекоза хромая?
— Нет, доню, не моя то кровь. Требухой ворожьей приласкало, когда бонба рванула.
Она пала возле голубкой сизой, принялась обтирать лицо влажной тряпицей. На минуту Логин расслабился: блаженно закрыл глаза, привалился спиной к стене… люльку б еще разжечь, затянуться сладким дымом…
— Идут!
И почти сразу — требовательный сигнал трубы. Над самым ухом зло свистнул, влетев в бойницу, самострельный болт. В следующее мгновение стену, от верха до основания, сотряс тяжелый удар. Послышался грохот осыпающихся камней.
Катапульта!
Проломили-таки, в святителей их равноапостольных!…
— Яринка! К гармате, живо! На пролом, на пролом наводите!
Обернулся к есаулу с чортом: повторить приказ! — но те уже и сами разворачивали махинию в сторону пролома: узкой щелястой пасти, целиком в клубах оседающей пыли.
— Князь Сагор! — донеслось от табора.
— Слава!
— Впере-е-ед!
Слитный топот сапог, скрежет и лязг железа.
На миг сотник выглянул наружу, выпалил, не целясь: в такую толпу и захочешь — промаха не дашь!
Отпрянул назад.
Эх, сучье семя! Обрадовались, что кулемет с башни убрали — вот и садят стрелами почем зря! Было б зарядов вдосталь, чортяка б вам показал, где раки зимуют!…