— Это я! Я! Не стреляйте!
Гринь!
Подошел, наткнулся грудью на фузейное дуло, замер.
— Эге, земляк, значит? — недобро проговорил Мыкола. — Слышь, Яринка, не тот ли это чумак, что хлопцев под пули Юдкины подвел?
Поняла Ярина — всего миг жизни чумаку остался.
— Эге, земляк, значит? — недобро проговорил Мыкола. — Слышь, Яринка, не тот ли это чумак, что хлопцев под пули Юдкины подвел?
Поняла Ярина — всего миг жизни чумаку остался. Поняла — заспешила.
— Погоди, Мыкола! Погоди!
— Годить? Да чего годить-то? Юдку-душегубца упустил, так хоть этого…
— Не надо! Не надо братика!
Замерла Ярина. Застыла. Протопали по плитам каменным маленькие ножки.
…Топ! Топ! Топ! Топ!
— Не убивайте братика! Хороший он!
— Тьфу ты! — даже сплюнул Мыкола, рушницу опуская. — Уходи, хлопчик, от греха!
— Это не он! Не он! Это я их в замок провел! Через стену! Там тонкая пленочка!…
И снова шаги — легкие, женские.
— У нас нет оружия, господа. Пожалуйста, выслушайте нас! Я — Сале. Вам, наверно, про меня рассказывали?
Ярина только вздохнула, ушам своим не веря.
Сале!
Ведьма Сало!
Ну и дела!
* * *
Запалили свечи, осмотрелись.
Чортов ублюдок! Ты?
Даже не узнала его панна сотникова. Он? Помнила, каким был, когда его Мацапура-злыдень на закорках нес. На вид года три было тогда байстрюку. Меньше даже. А теперь…
— Ну, то чем обязаны, панове?
Переглянулись Гринь с ведьмой.
— Мы… Мы хотим…
— Я! Я скажу!
Шагнул вперед бесов байстрюк. Ручку поднял — четырехпалую.
Вздрогнула Ярина.
— Я скажу! Это я попросил братика и тетку Сале сюда приехать. Я тут главный!
Не выдержал Петро — ухмыльнулся. Даже Мыкола не удержался, головой покачал.
— Справный отаман ты, хлопче! Силен фортеции брать! Ну, знакомы будем! Еноха я, Мыкола Лукьяныч. А ты кто будешь?
— Я? Я — Денница.
Холодно стало Ярине. Он! Совсем другой, непохожий, но он! Сколько же времени прошло? Месяц, чуть больше? Или меньше?! А на вид хлопцу все семь лет будет. И лицо изменилось. Уже не страшное…
Нет, страшное! Его это лицо! Его! Уже и узнать можно!
— А ты главный, дядька Мыкола Лукьяныч? Самый главный?
— Гм-м…
Даже смутился бесстрашный черкас. Смутился, ус покрутил.
— Ну… Пока что главный я здесь, хлопче. Значит, через стены проходит можешь? Лихо! Что предупредил — спасибо. Эх, надо было у панотца нашего крест напрестольный выпросить!
— Это не нужно! — перебила Сало. — У меня есть возможности… способы защитить замок от агрессивной… враждебной магии. Но это не главное.
— Кому не главное… — нахмурился Мыкола. — А кому и жизнь дорога! Слыхал про тебя, пани Сало. Всякое слыхал! И как ты Мацапуру-нелюдя на перинах тешила, и как чародейство мерзкое творила. Или в Господа истинного уверовала, пани пышная?
Задумалась Сало, губы тонкие поджала.
— Это… Это тоже не главное, господин Еноха. Не знаю, поймете ли вы… Мне надоело бояться. И просить надоело. Я больше не служанка — ни князю Сагору, ни Самаэлю. Если мое проклятие еще что-то значит, то будь они прокляты! Трижды! И ныне, и всегда…
— Нет! Не надо! Не говори!
Взметнулась вверх ручонка.
Если мое проклятие еще что-то значит, то будь они прокляты! Трижды! И ныне, и всегда…
— Нет! Не надо! Не говори!
Взметнулась вверх ручонка. Шестипалая.
— Не говори так! Никого нельзя проклинать. Никого! Дядька Мыкола Лукьяныч, мне с тобой говорить надо! Очень надо! Я хотел у Бога совета спросить, да батька не позволил. Говорит, рано мне еще с Богом разговаривать. Но он мне сказал, что делать нужно. Он умный, он все знает…
Слушала Ярина и чуяла, как ужас к сердцу подступает. С Богом говорить хочешь, Несущий Свет? И ведь поговорил бы, если б не батькин запрет!
Байстрюк из Гонтова Яра, младень-недоросль…
Страшно! Ой, страшно!
— Говорить со мной хочешь? — нахмурился Мыкола. — То поговорим, хлопче!
* * *
Рискнули — позвали Хведира. Тихо было в таборе осадном, покойно. А об остальной химерии пани Сало, едва про наместника Серебряного Венца услыхала, как тот под стенами войной встал, побеспокоиться обещала.
Да только все одно не сдюжить, ежели с четырех сторон полезут!
Горели свечи, и факелы горели. Это уж Ярина озаботилась. Почему-то страшно стало от тьмы кромешной. Как в детстве, когда Черной Руки боялась.
А сейчас…
Ох, лучше и не думать!
За стол сели. Случайно ли, не случайно, но оказался байстрюк чортов в самом почете — в конце парадном, где хозяину место. Мыкола и тот — ниже сел.
Да в месте ли сила?
Расселись молча. Братья люльки достали, закрутили дым тютюнный кольцами. Хведир — и тот носогрейкой пыхтел.
Подивилась Ярина. Ай да бурсак! Да и то верно, что за беседа без люльки?
Дымили, молчали.
Ждали.
Наконец, ударил Мыкола люлькой о каблук, положил на тканую скатерть.
— Так вот, пани да панове. Покурили, теперь и речи вести самое время. Ну, говори, пан Денница!
Встал байстрюк, глазами желтыми блеснул. И вновь похолодела Ярина. Его глаза, его!
ЕГО!
Встал, дернул ручонкой четырехпалой — словно бы дым отогнать хотел.
— Пленочки лопнули. Понимаете? Лопнули! Они не сами лопнули, их бабочки порвали. Бабочки плохие, они хотят, чтобы наша Капля высохла. Совсем! Это все придумала розовая бабочка, она хочет быть главной. Самой-самой главной!