— Эй, Юдка, сучий ты сын! Стой! Стой, кому говорят!
Ах, да! Замечтался!
Замечтался и чуть вперед не уехал, к самой передовой заставе. Неглуп пан Логин, неглуп! Мало что тихо, опаску всегда иметь надо.
Значит, стоим. Ждем.
— Что-то долго не едут!
— Так там же Свербигуз, панове! Небось, опять девку увидел. Без всего!
Грохнуло, покатилось — и замерло. Нет в Бездне эха!
Ага, вот и застава! Что-то прытко скачут!
— Пане сотнику! Пане сотнику! Там! Там впереди!…
Так-так, все трое: Свербигуз-змееборец, Нечитайло и этот, уж не упомню, как кличут…
— С полсотни их. Или больше даже! С пиками!
— С пиками, говоришь? А нумо, хлопцы, заряжай! А ты, Юдка, давай-ка ко мне!
Да, неглуп он, сотник валковский! Ни на шаг не отпускает. И верно делает!
— Ну-ка, говори, жиду, кого это ты сюда покликал?
Я даже восхитился. Вэй, за кого же он меня держит? За Самаэля Малаха? Или я Рубежам сторож?
— Не иначе, заблукал кто. Вроде нас.
Сказал — и плечами пожал. Отвернулся даже, будто и неинтересно мне. А ведь интересно! То ли заблукали, то ли… То ли дорогу знают!
…Его смех только я услыхал. Громкий, торжествующий. Весело стало четырехпалому! Только рано ему смеяться. Мало ли откуда гости едут?
— Готово, пан сотник!
— Добре, Ондрию! Тока без меня не палить! Скажу — тогда уж…
Прочь Тени!
Над черной Бездной — белая паутинка дороги. Вот мы — кучка тараканов, вот я… А вот и они!
Я открыл глаза. Нет, пока не видать! Зато слыхать!
— Ну, хлопцы, товарищи войсковые, встречайте!
…Из-за каменистого уступа — сразу четверо. Комонные, в темной броне. За ними — еще, еще…
Ого! Да тут не полсотни! Тут вся сотня будет!
— Спокойно, панове, спокойно! Эй, Гром! Бонба гранатная готова?
— И фитиль горит, пане сотник!
Стук копыт все ближе, уже и коней разглядеть можно. Добрые кони, кровные!
— Видал таких, Юдка?
Я всмотрелся. Вэй, интересно!
— Не видал, пан сотник! Может, турки?
Но я уже понимал — не турки.
Вэй, интересно!
— Не видал, пан сотник! Может, турки?
Но я уже понимал — не турки. Не носят османы такие латы. И шлемы не носят. Не турки, не татары, не москали.
— Пане сотнику, а рушниц-то нема!
— Вижу, Ондрий, вижу! То добре!
Вот уже совсем близко, лица видать — загорелые, белозубые…
— Стой!
Кто крикнул — я вначале и не понял. А что «стой», сообразил сразу. Хоть и не по-русински сказано. И не на идише.
— Копья к бою!
Остановились. Ощетинились. Подняли круглые щиты. А я замер, рот раскрыв да глаза вылупив. Что за притча? Они говорят — я понимаю. Польский? Нет, не польский…
— Кто такие? Почему загородили нам путь?
Это, наверно, старшой. Шлем серебром блещет, панцирь в каменьях…
— Панове! Панове! По-какому это они?
Старшой в шлеме ждал. Пан Логин с есаулом переглядывался, панове черкасы перешептываться начали.
— Он спрашивает, кто мы такие и почему мешаем им проехать, — не выдержал я.
Вэй, длинный мой язык! Ну отчего я его не отрезал!
— А растолкуй как есть, — сотник Логин нахмурился, провел рукой по седатым усам. — Да только не ври, жиду!
Я открыл рот — и вновь замер. Растолковать? Да на каком наречии? Ведь не могут же эти, в темных латах…
— Отряд военачальника Логина. По своей надобности.
…изъясняться на Наречии Исключения!
Почудилось! Почудилось?
— Логин? — темные брови старшого поползли вверх. — Спроси его, толмач: не родич ли он Секста Логина, что командует сотней в Гамале?
Не почудилось! Наречие Исключения, язык мудрецов, язык «Зогара»!
Делать нечего — перевел. И ответ тоже. Не родич, как выяснилось.
— Спроси господина Логина, не доходили ли до него слухи о Царе Иудейском, что будто бы родился в недавнее время?
Вэй, веревочку бы мне! Челюсть подвязать!
Странно, когда я перевел, пан Логин вроде как успокоился. Успокоился, хмыкнул.
— Никак свои это, хлопцы! Не басурмане! А ты, Юдка, перетолкуй, что о Царе Иудейском всем ведомо. Родился он во граде Вифлееме, в пещере, где пастухи тамошние череду от дождей прятали!
По загорелому лицу старшого промелькнула усмешка. Ох, и не понравилась мне она!
— Спасибо! Передай господину Логину благодарность от имени царя нашего, царя Великого, Владетеля Четырех Стран! Счастливо оставаться, а нам пора! В Вифлеем, ребята! Зададим им жару!
— В Вифлеем! В Вифлеем! — гаркнула сотня глоток, да так, что сам пан Логин отшатнулся.
Расступились. Опустили рушницы. Долго взглядами провожали.
— Эх, дорогу не спросили! — вздохнул есаул.
Ему не ответили. Даже пан Загаржецкий промолчал. Словно понял что-то.
И я молчал. Поздно вспомнил я, глупый жид, что Наречие Исключения — «язык ветвей» — всего-навсего арамейский!
…Глас в Раме слышен, и плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет…
* * *
Теперь уже не кулеш варили — затируху из соломахи. Вот беда! И жида салом не накормишь!
Ковырял я ложкой соломаху да все кости вспоминал, что у кострища старого нашли.
Те тоже, наверное, сперва салом пробавлялись. Сперва салом, после — кашей…
Вэй, читал я как-то в «Лембергской газете» про капитана британского. Храбр был капитан, два раза вокруг земли плавал. А в третий раз поплыл — и попал аккурат к таким, как мы. Оголодавшим.
К ужину.
Подумал — и застряла в горле та соломаха. Хороша шутка, цудрейтор Юдка!