Логин сверкнул глазами — точно, пан сотник именно так и собирался поступить. С незначительными вариациями — ну там содранная шкура, осиновый кол, вспоротый живот…
— Так вот, пане сотнику, нехорошо это. Потому как Юдка, себя не жалея, дочку вам возвращает…
Юдка забыл уточнить, каким образом сотникова дочка попала в беду!
— Давайте так договоримся: Юдка визу выправит, а зацный пан поклянется перед иконою, что Юдку, живого и невредимого, на ту сторону возьмет. Там и сочтемся.
Сотник подумал. Морщины на его необъятном лбу понемногу разглаживались:
— Ты, душегуб, так и так с нами пойдешь! А то чорты знают, куда заведешь нас. Вот если правильно заведешь, да Яринку там отыщешь — тогда поговорим… мое слово — железо…
— Пусть так, пане, — неожиданно легко согласился Юдка. — Вместе, стало быть, и пойдем. Я визу справлю, через Рубеж проведу, пан Рио нас поведет в том Сосуде… по тем землям, стало быть, по пеклу, — бывший надворный сотник усмехнулся. — По рукам?
Сотник, помолчав, кивнул.
— От и добренько! — радостно задребезжал Рудый Панько. — Вишь, пане сотнику, не зря ты старого пасичника послушал, ох, не зря, еще внучков тетешкать будешь… Натетешкаешься вдосталь, — и, без всякого перехода, забормотал под нос не то стишок, не то песенку:
— Ой продала дивчина сердце,
Та й купила черкасу седельце.
Седельце за сердце купила —
Она его верно любила…
— Только, панове, еще одно, — сказал Юдка, дождавшись, пока старикашка допоет. — Еще самая малость… Визу заверить надо у владыки.
Я впервые увидел, как удивляется сотник Логин:
— У владыки?! Митрополита?! Твою нечистую, чортову, жидовскую визу?!
— Вэй, пане, при чем тут митрополит? К царице ехать надо!…
Кровь бабахнула сотнику в лицо, алым залила лысину:
— То ты… сучья кровь… песий выкормыш… издеваешься?!
— Ой, зачем гневаться, пане, — ласково запричитал старикашка. — Зачем беспокойство творить, раз пан Юдка правду сказывает? То пан Юдка не придумал. До царицы надо ехать, ну и что ж такого, до Питербурху, были уже хлопцы, ездили. То не штука. Ничего такого, ну, возьмете пана Рио и слетаете, великое дело, до царицы…
Смотреть на сотника было интересно. Забавно было смотреть, чтобы не сказать смешно. И когда я в последний раз искренне, беззаботно смеялся?
Вероятно, то было еще до заклятия.
* * *
Нас с Юдкой не стали возвращать в подвал. Поселили порознь, кормили хорошо, дали возможность помыться и переодеться, но под каждым окном денно и нощно стоял воин при полном вооружении. Мне даже жаль их сделалось, честное слово. Куда мне бежать?
Новая встреча с Паньком случилась ночью, посреди ровного заснеженного поля. Мы снова остались вчетвером — стражники отступили далеко за грань видимости. Небо, почти полностью заваленное тучами, почти не давало света, зато снег, казалось, светился сам по себе.
— Отче наш, карандаш, як наш, так ваш, як тут, так там, по колена каптан, моли Бога, гетьман…
Продолжая рассеянно бормотать, Рудый Панько сунул руку в карман, так глубоко, что, казалось, сейчас дотянется да собственной пятки.
Бездонные у него карманы, что ли?
— Ай, ай!
Кричал не Панько. И, разумеется, не сотник Логин, да сотник и не сумел бы издать такого тонкого, противного звука. Юдка молчал, и я молчал, а кричало то, что оказалось у Панька в руке.
— Цыть, капосник!… В Питербурх полетишь, панов повезешь.
Из кулака забавного деда свисал тонкий шнурок с кисточкой на конце, и по тому, как шнурок подергивался, я понял, что это хвост.
— Каких-таких панов? Одного свезу, а боле…
— Цыть, говорят тебе!… Пане сотнику, ежели станет в дороге выкобениваться — крест на него кладите, не бойтеся.
Старикашка разжал руку — на снег неуклюже шлепнулся его небольшой, с котенка, собеседник. Черный, покрытый вроде бы шерстью, в темноте не разглядеть; желтые глаза сверкали, как две латунные блестки.
Сотник Логин поднял руку, медленно коснулся лба, живота, правого плеча, левого; протянул сложенные щепотью пальцы к дивному зверю — тот по-собачьи заскулил, отшатнулся:
— Не надо! Свезу, коль велите, и двоих!
— Троих, песья кровь!
— Троих?! Батечку, та пожалейте!… Опять за черевичками, или как?
— За соизволением. Визу надобно заверить, вот что!
— А-а-а…
Странное существо отступило в сторону — опасливо косясь поочередно на Панька и на Логина, кланяясь и приседая; хвост волочился по свежему снегу, оставляя замысловатый след.
— А-а-а… Уже не надо черевичков… Теперь за визой летают!…
Порыв ветра; хвостатый, секунду назад умещавшийся в кармане у Панька, сделался вдруг размером с ломовую лошадь. Нет, больше; острые сверкающие глазки стали подобны огненным фонарям на богатой карете. Когда-то я видел кареты с фарами, давно, в столице…
— Садитесь, панове, — заботливо сказал Панько. — На хребет и садитесь.
Логин, которого превращение странного зверя впечатлило еще больше, чем меня, поднял руку. Существо завизжало — прежним, тонким и противным голосом:
— Та не клади креста! Батьку, та скажите ему, пусть не кладет!
Сотник помедлил. Нерешительно опустил руку, оглянулся на Юдку:
— Слухай, душегуб! Коли только ты задумаешь бежать…
— А куда мне бежать-то, пан Загаржецкий? — весело отозвался Юдка. — Повязаны мы!…