— Так не можно нам, пан добродий, под Катеринослав с вами ехать. Нужно нам Мацапуру-упыря сперва изловить. Или не так, панове? А на что нам эта леварюция, если Мацапура будет и дальше землю поганить!
Улыбнулся пан Логин. Молодец, есаул, обрезал болтуна. Да только что значит «сперва»?
— Верно! Верно! — зашумели черкасы.
Молодец, есаул, обрезал болтуна. Да только что значит «сперва»?
— Верно! Верно! — зашумели черкасы. — Убьем Мацапуру-беса!
Да только патлатого не проймешь.
— Дело, товарищи, не в Мацапуре! Дело — в Мацапурах, как классовом явлении. Много у вашего Мацапуры земли? Много! Вот и объединились против трудового народа Мацапуры, чтобы ту землю не отдать, а вашу — в карман положить. Под Катеринославом сейчас судьба всей революции решается. Побьют нас кадеты, и вместо одного Мацапуры десять явятся. Землю у вас отберут, своих урядников поставят, а вы им чоботы целовать станете!
Загудели хлопцы, потемнели лицами. Перегнул патлатый с чоботами! А вот насчет земли…
— А так: побьем кадетов — и в каждой волости народную власть устроим. Земли у Мацапур и прочих богатеев отрежем и себе возьмем!
Неуютно почувствовал себя пан Загаржецкий. Как бы не вспомнили панове черкасы, сколько за ним сотенных грунтов записано. За ним, да за паном Енохой покойным. Да и у есаула кой-чего имеется.
— А чего, универсал вышел — землю делить?
Поморщился сотник. Началось! Ну кто же тебя, Свербигуз, за язык твой тянул? Или засвербило?
— Вот! — радостно усмехнулся патлатый, грамоту из-за пазухи выхватил. Выхватил, расправил.
— Не универсал, товарищи, а декрет. Декрет о земле. Читаю! Слушайте, товарищи! «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно и навсегда…»
Понял сотник — плохи дела.
* * *
— Так ведь доброе дело те хлопцы затеяли, пан сотник!
— И гетьман Зиновий с того начинал. Как же нам им не помочь?
Обступили, глаза прячут. Прячут — но свое гнут.
— А победят под тем Катеринославом богатеи, а после и к нам доберутся. Побьют по одному!
Молчал сотник, слушал. Ему бы о присяге хлопцам напомнить, о клятве, что они давали — Мацапуру-изверга извести. И Яринка…
Но — молчал. Об Окне помнил. И о дороге бесконечной, что над пропастью черной протянулась.
— А потом мы все разом с Мацапурой управимся! Зброя-то у тех хлопцев — загляденье!
— А бонбы какие!
Покачал головой пан Логин. Все-то тебе, Гром, бонбы да мины!
— И земля опять же…
И снова промолчал сотник. Промолчал, оглянулся. Стоят заброды клятые в сторонке, вроде как мешать не хотят. Посреди Шиш-Кныш, отаман мышиный, рядом — патлатый горлопан, а с ним… Юдка! Ах ты, сволочь!
— Ведь мы все понимаем. Надобно того Мацапуру на палю набить. И панну Ярину выручить, опять же… Оно конечно, пан сотник, известное дело, да только тут, почитай, судьба всего поспольства решается!
И ты, Бульбенко? Ох, не ожидал! А где же есаул, молчит чего? Поискал глазами пан Загаржецкий — вот он, стоит! Тоже глаза прячет.
Или боишься, Ондрий Микитич, что и до твоих грунтов доберутся?
— Мы же не разбойники, не гайдамаки какие, пане сотник! Как скажете, так и будет. Да только…
Обвел взглядом своих хлопцев Логин Загаржецкий. Может, и будет, может, и послушают его.
А может, и нет! Не зря глаза прячут. Не зря Зиновия-гетьмана поминают!
И Окно. Совсем рядом Окно! И второе, что в тот химерный Катеринослав ведет, тоже, говорят, совсем близко, полчаса всего ехать. А земля там, пусть не своя, но и не чужая.
А земля там, пусть не своя, но и не чужая. Стражи у Ворот опять же нет. Вот оно, спасение! Гаркнет он сейчас, махнет «ордынкой», уведет черкасов дальше — и прости-прощай белый свет! Что дороже ему — жизнь Яринкина или его хлопцы?
Трудно было даже во сне о таком думать. А наяву? И почудилось сотнику, что вновь стоит он перед желтоглазым филином-ампиратором. Дымится люлька, клубы сизые под потолком высоким тают. Веди, пан Загаржецкий, своих хлопцев на смерть! И дочка цела будет, и, глядишь, еще одну железку к ферязи привинтят, не поскупятся!
Эх, Яринка!
Сцепил зубы пан Логин. Глаза на миг закрыл.
Прости, дочка!
— Вот чего, панове черкасы, товарищи войсковые! Прежде чем решать будете, узнать вы должны. Тот шлях, на котором стоим — не шлях вовсе. И горы — не горы…
Юдка Душегубец
Вэй, ну и дела!
Эх, яблочко, куда ж ты катишься?
— Эй, морок! Здесь ты?
Здесь!
Или ростом выше стал? Или темнее? Да, набирает силы!
— Радуешься, Иегуда бен-Иосиф?
Не знаю, как я, а он уж точно не рад!
— Когда будешь уезжать с этими разбойниками, оставь медальон сотнику Логину. Мой сын не услышит меня из другого Сосуда.
— А если и сам пан Загаржецкий с теми разбойниками уедет? — усмехнулся я. — Слыхал ведь, что он черкасам своим говорил? Понял, наконец, что нет с Околицы пути к пану Мацапуре!
— Путь есть. Скоро будет нужное Окно. Ты бы мог сказать ему об этом.
Не было в его голосе надежды. Сообразил уже — не скажу. На миг мне даже жалко его стало.
— Они все могут сейчас уйти, каф-Малах. Уйти — и спастись. Я не могу помешать этому — да и не стану. Если это нарушение заклятия, то, считай, повезло тебе, а не мне.
Я оглянулся. Не спят черкасы, кружком собрались. В центре — Бульбенко, рядом с ним — Свербигуз. И пан Кныш тут же. Разговаривают!