— А теперь — присылает. Разумеешь? Когда понял, что ты одна можешь сотню сердюкскую по косточкам разнести. Подарочек мне, видишь ли! Или та ведьма Сале не поведала ему, как ты меня любишь?
А ведь и вправду! Вот почему ее с колокольни не скинули! Послал ее кнеж Сагорский Мацапуре вроде как бочку пороховую. С фитилем.
— Хитро придумал! Или я тебя с колокольни скину — или ты меня на шматки разорвешь. Все выгода! А коли не то и не другое, то слух пойдет, что пригрел я в замке Глиняного Шакала. А такому, по обычаям здешним, можно и анафему пропеть. Ловко!
Даже причмокнул Дикий Пан. Не иначе — оценил кнежью задумку.
— Ну, с Шакалом тем я сразу разобрался. Перехватил вас у околицы. Тебя — в замок, а дурней тех — за прутья. Ох, и славно вопили!
Странное дело! Вроде бы и не за что было Ярине жалеть стражников, что ее, словно зверя дикого, в клетке везли, а все-таки пожалела. Всего на миг какой-то, но жалко стало. И пана героя, и его подельщиков. Польстились дурные хлопцы на полсотни золотых!
Как это сердюк тот про войну говорил? Может, и вправду кому-нибудь она — мать родная. Да только не им. Не тот устав читали!
— Так что, Ярина Логиновна, не за что любить мне кнежа здешнего. Да только не в нем дело. Ворог наш того кнежа посильнее. Погибель нам грозит — и тебе, и мне. И не от кнежа Сагора вовсе. Не понимаешь?
Не понимала Ярина. Но странное дело — поверила. Не шутит Дикий Пан и над ней не глумится. Вроде бы и в самом деле договориться хочет.
— Зачем ты мне нужна, потом скажу. А погибель вправду близка. И думать нам о том вдвоем придется. Крепко думать, Ярина Логиновна! Ну да ладно, отдыхай пока, после поговорим…
Встал, кивнул, взялся ручищей за полог.
Словно очнулась Ярина. Словно цепи с рук упали да кляп из горла вынули.
— Не на чем нам мириться, нелюдь!
Крикнула, вперед подалась. Встать хотела, да ноги не пустили.
— Не на чем! Не на чем, слышишь? Живой буду — убью тебя, анчихриста! А помру — мертвой вернусь. Слышишь? Вернусь — и с собой уведу!
Покачал головой пан Мацапура.
Слышишь? Вернусь — и с собой уведу!
Покачал головой пан Мацапура. Вздохнул. Словно была Ярина ребятенком неразумным.
— Убивать тебе меня, панна сотникова, и не надо. Визу не продлишь, так жить нам с тобой осталось много — год. Да и года у нас нет. Вот и весь сказ.
Сказал, снова головой мотнул, полог задернул. Ушел. Только половицы скрипнули.
И вновь подушка камнем показалась…
* * *
Она искала его в небе, но пусто было под звездами. И в земле дальней, где лед зеленый мерцает, тоже искала — и там не нашла.
Кричать — не услышат, дальше лететь — воздух не пускает. Бьют впустую крылья, каждый взмах болью отдается…
— Денница!
Позвала — и замерла. Тихо, только звезды холодные перемигиваются. Но вот издалека, из черной дали, еле слышным эхом донеслось:
— Я — Денница!…
Рванулась в небо Черная Птица, ударила крыльями.
— Я — Денница. Я — Несущий Свет. Уходи, уходи Ирина! Сейчас… Сейчас не время. Сейчас — война.
— Нет! — она закричала, глотнула ледяной воздух, обернулась, надеясь его увидеть…
Тщетно! Только тьма, только звездный огонь.
— Денница! Денница! Я хочу быть с тобой! Я хочу быть с тобой!…
— Хорошо. Протяни руку.
Черная Птица взмахнула крылом… рукой, в глаза ударило синее пламя, закружило, бросило в сверкающий, кипящий водоворот…
— Не бойся! Я здесь!
Ярина кивнула — ей не было страшно. Его рука была тепла и тверда.
— Когда откроешь глаза — не удивляйся. Ты увидишь не все. Даже я вижу не все.
Она удивилась, хотела переспросить, но поняла — не время. Не все? Ну и пусть! Лучше что-то, чем пустое ледяное небо.
Ярина открыла глаза. Открыла, зажмурилась…
Голубым огнем горела сталь. Слепящей лазурью. И был таким же лазурным стяг — огромный, тяжелый.
— Кого ты привел, сын греха? Или забыл Азу и Азеля? Забыл своего отца?
Синим светом сверкали глаза того, кто стоял напротив. И не было у него возраста, как нет возраста у небес.
— Я ничего не забыл, Архистратиг! Она — дочь Хавы. Сейчас решается и ее судьба тоже.
Ярина оглянулась. В темно-лиловом плаще стоял Денница — без лат и без шлема. Лишь серебряный обруч сверкал в волосах.
— Пусть остается, — Архистратиг презрительно скривился. — Она все равно ничего не увидит. Не увидит — и не поймет.
Ничего не поймет? Девушка быстро осмотрелась. Ну так уж и ничего! Холм, вокруг поле, а поперек поля — войско. И еще одно — напротив. А тут, никак, переговоры?
Над миром Божиим стояла серая тьма. Ничего не разглядеть — ни хоругвей, ни доспехов. Но почудилось Ярине, будто сила, что за спиной Денницы стоит, совсем малая. Добро если пара сотен наберется! А напротив…
— Ты рассчитывал на пять войск, Несущий Свет? Ты ошибся. Они все со мной — и Задкиэль, и Рафаэль, и Иофиэль, и Рахаб, и другие. А во главе них — я. Не ожидал?
Легко улыбнулся Денница. Поднял взгляд к серым небесам.
— Не ожидал, Архистратиг. Значит, и ты теперь — раб Самаэля?
Темным огнем полыхнули синие глаза. Дрогнул голос.
— Лучше… Лучше поклониться Самаэлю, чем тебе, сын греха! Лучше сохранить порядок, пусть даже ценой крови, чем дать волю этим… этим…
Молчал Денница.
Молчал, в серое небо смотрел.
— Ты знаешь, я долго ждал. Я не хотел вмешиваться. Но сейчас — время выбора. Если рухнут Рубежи, мир превратиться в хаос!