— Замовчь, подстилка Мацапурына!
— Небось дрын его вспомнила — вот и выгораживает, мозги нам заплетает!
— Послушайте своего умного батьку, панна Яринка! Нам бы столько удач в карман, сколько у них войска! Соглашаться-таки надо! Да что ж вы за пана Станислава горой?! — будто он вас гусиными вышкварками с ложки кормил…
— Ото жид! Ото всем жидам жид! Молодцом!
— Верно тебя пан сотник в есаулы прочил!
— Да чтоб я жиду поганому верил? Панна Яринка сказала: не можно — значит, не можно!
— Язык прикуси, Еноха! Или ты с ведьмой заодно?
— Я — с ведьмой?! А ну иди сюды, собачий сын! Я тебе…
— Кто — собачий сын?! Я — собачий сын?! Иду, Мыкола, иду, крапивное семя!…
Скандал ширился, разрастался, расправлял саженные плечи. Ему, скандалу гвалтовичу, было вольготно здесь, на замковом дворе, дышать полной грудью, — наливая лица сизой краснотой, забивая глотки хриплым кляпом брани. Легли ладони на эфесы сабельные, сжались в кулаки, забелели литыми костяшками; катнулись желваки на скулах.
«Армагеддон, — без причины вспомнилось Сале Кеваль удивительное Имя, взятое из самой страшной книги в библиотеке веселого Стася. — Последнее поле.»
Вот он наяву: скандал, переходящий в Армагеддон.
Смешно?… смейся, Куколка! до слез, до судорог — смейся!
— Га?!
— Ото ж!
— Та хватит вам, хлопцы, кончайте свару!
— Нет, пусть он мне в ясны очи скажет — кто собачий сын?!
— Рубить! Вщерть!
— Не можно!
— Да вы что, сдурели, вражьи дети?!
— Это мы сдурели?! Это мы — вражьи?!
— Это мы — дети?!
— ГОСПОДА!!!
Голос героя Рио лязгнул боевым железом, и все как-то разом смолкли.
— Отпущенное вам время истекло. К сожалению, нам не удалось прийти к соглашению. Вынужден объявить вам от имени господина Гоара, наместника Серебряного Венца, что в самом скором времени мы будем иметь честь начать военные действия. Переговоры окончены. Всем спасибо.
И герой, бряцая доспехом, полез обратно через стену.
Логин Загаржецкий, сотник валковский
— Докричались, курьи головы?! — сотник весь кипел, как котел, забытый растяпой-кашеваром над жарким костром.
Переговоры окончены. Всем спасибо.
И герой, бряцая доспехом, полез обратно через стену.
Логин Загаржецкий, сотник валковский
— Докричались, курьи головы?! — сотник весь кипел, как котел, забытый растяпой-кашеваром над жарким костром. — Теперь из-за того клятого Мацапуры всем гинуть доведется! Эх, канчуками бы вас кожаными! да горелкой вспрыснуть! да по-новой канчуками упарить…
Логин обреченно махнул рукой: что, мол, теперь глотку драть?
— Шмалько!
— Здесь я, пан сотник!
— Зброю всю огнепальную перечти быстро. Мне доложишь.
Разумеется, писарчук Хведир со всех ног кинулся помогать есаулу и едва не сбил того со счета своими мудреными словесами. Однако Логин Загаржецкий внимания на бурсацкие вытребеньки не обратил. Про себя бранясь по-черному, окинул цепким взглядом стену — поставь на плечи джуру верного, так еще и с гаком выйдет! — крытую галерею поверху, крепкие ворота, зубцы донжона… Знать бы: сколь далеко дареная махиния бьет? По-любому — куда дальше, чем булдымка или та же фузея. Значит, вон туды ее, матушку, в угловую башню: из башенного окна ворог как на ладони, весь его табор, и укрепления, что перед фортецией возвели.
Запляшут трепака, нюхнув черного пороху!
Никогда реестровый черкас от боя взапуски не бегал, не бывало такого чуда на свете белом! Только это ж не черкасом-реестровцем, а дурнем наипоследним быть надобно — супротив цельного войска с голым гузном переть, когда всех делов-то…
Ладно, после драки за чубы не таскают. Сам виноват, пан сотник: не сумел людей в кулаке удержать, приказать, заставить, на своем настоять — крутись теперь ершом на сковородке!…
— Так что докладываю, пане сотник: гармата — одна, гаковница — одна, кулемет «кропоткинский» — один, пистоля жидовской системы «Маузер» — тоже одна. Рушниц шесть имеется, пистолей разных — одиннадцать. И еще у Грома бонбы в запасе: фитильных — чортова дюжина ровно; и новых, бутылочных — семь штук.
— А с зарядами как?
Шмалько на миг замялся, почесал в затылке. А потом решительно вытолкнул вперед взлохмаченного Хведира Еноху:
— Пусть пан войсковой писарь докладает! У него все записано.
— Докладай, Хведир, — кивнул Логин новоявленному войсковому писарю. Ишь, зарделся малый: кумачом горит. — Только гляди у меня: без выкрутасов! не в бурсе!
— Итого зарядов к дивовидной махинии, кулеметом именуемой, в наличии четыреста тридцать семь штук… — поспешно забубнил Хведир, тычась окулярами в мятый листок пергамента, сплошь исчирканный буквицами и цифирью.
Во дает, чернильная душа! и когда сосчитать успел?! — еще подивился Логин.
— …у жидовина Иегуды Иосифыча (сотника чуть удар не хватил: Иосифыча! ну, пан писарь!…) к пистоли «Маузер» — сорок девять зарядов, ежели не врет. К рушницам пороху да пуль — на дюжину выстрелов с каждой; к пистолям — до полудюжины; с гаковницы Петровой три раза бахать выйдет, а в гармате — тот заряд, что в ней допреж имелся. Ежели порох весь до купы собрать, то выйдет и по второму разу в гармату забить, однако же тогда из рушниц и гаковницы палить нечем будет. А кроме того имеется у меня соображение, пан сотник…