Я перевел дух.
На поле боя остались два или три шипастых шара и бездыханное тело неудачливого агрессора. Вот она, главная опасность в любой переделке. Нормальный человек от такого удара не помер бы — а кто ее знает, физиологию карликовых крунгов?!
Ага, вот почему у них так сверкают глаза. На внешней стороне век наклеено по пластинке блестящей слюды…
— Ребята, за дело.
Хостик поднялся первым. Подошел, склонился над телом. Хмыкнул, обернулся к к'Рамолю; тот поморщился:
— Стоит ли? Руки пачкать… Перевязку расходовать…
Так, вечная история. Я взял лошадь под уздцы и, не оборачиваясь, двинулся вперед. В ближайшей округе наверняка не осталось ни одного крунга. А слушать разборки подельщиков нет никакой силы. Уж лучше еще пару нападений отбить…
Зря я так подумал.
Драки на дорогах и лесные засады — неизбежное зло. Когда мы на службе, я вношу их в транспортные расходы и дерусь тогда с некоторым удовлетворением, зная, что эти усилия мне все равно оплатят. А когда мы ищем заказа — вот как теперь — приходится биться не за деньги, а всего лишь за собственную жизнь.
А когда мы ищем заказа — вот как теперь — приходится биться не за деньги, а всего лишь за собственную жизнь. Удовлетворения никакого, удовольствия — тем более. С третьей стороны, кто же нам мешал объехать стороной эту дурацкую Пустошь?!
«Лицо его, благородное, как стальной герб, и суровое, будто мешковина, не выражало сейчас ничего, кроме усталости и раздражения…»
Состарюсь — сяду за мемуары.
Если я, конечно, состарюсь.
В пути прошел день; вторая засада была куда паскуднее первой. На этот раз нападали хронги — хитрое, злобное и злопамятное племя, обожающее обстреливать путников отравленными иголками.
Свое оружие совершеннолетний хронг постоянно носит во рту. Отравленные иглы хранятся за щекой в специальных чехольчиках, и главным искусством воина является умение с виртуозной точностью извлекать колючки из миниатюрных ножен — языком, да так ловко, чтобы не пострадать от яда, покрывающего их острия. Взрослый хронг способен выплюнуть колючку на расстояние, сравнимое с полетом арбалетной стрелы; при выстреле же в упор опять-таки не спасает никакая кольчуга. Однако хронги, как правило, никогда не подходят близко и метят в лицо и глаза.
В сумке у меня была маска, припасенная как раз на этот случай. Но надеть ее заранее я поленился, а хронги не предупредили о своих намерениях, просто плюнули залпом — и все.
О лошади, наши лошади!…
Впрочем, Хостик — гений интуиции. За мгновение до залпа он пришпорил коня, к'Рамоль, не раздумывая, рванул следом, и туча игл, предназначенная моим подельщикам, осела на дороге вместе с пылью.
Кобыла подо мной вскрикнула. На лошадей яд хронгов действует не так фатально, как на людей, но полдесятка колючек в бок она получила, и ощущение это, наверное, не из приятных!
Мы упали вместе — я и лошадь. Ногу из стремени я выдернул и под тяжелый бок постарался не попасть — но во всем остальном вел себя, как свежий труп.
Хронги — осторожный народ, однако всякая осторожность имеет границы; обстреляв мое неподвижное тело — всякий раз я внутренне вздрагивал, мне казалось, что острие уже прошило мою броню насквозь — хронги наконец решились выбраться из-под защиты леса.
Я для них прямо-таки великан. Хронги еще мельче крунгов — мне по пояс…
Ну? Контрольный выстрел — в упор? Или попытаются отнять от моего лица кольчужные рукавицы — и стрельнуть в глаз?…
Сколько времени требуется хронгу, чтобы выудить из-за щеки ядовитую колючку, набрать в грудь воздуха и плюнуть? Уж наверное не больше, чем требуется отягощенному броней воину, чтобы внезапно вскочить.
Кто угодно на моем месте давно был бы обречен — ну да я не кто угодно. Если бы хронги знали, каков я — да разве засели бы в засаду?!
Я ухватил ближайшего врага за шишковатое колено, дернул и опрокинул на себя — в качестве щита. Маленького ненадежного щита; хронг завопил яростно и нечленораздельно — сперва я удивился его странному произношению и только потом вспомнил, что от неустанных упражнений с защечными иголками языки хронгов становятся раздвоенными, как у змей, и это сильно портит им дикцию.
Две или три ядовитых иголки мазнули по кольчуге — не прямым ударом, а соскальзывая. Вот оно как, друзья-недоростки, как сызмальства язык не натруживай, как не совершенствуйся в смертоносном плевании — а когда удача в бою отворачивается, демонстрируя обширный свой зад, то и с двух шагов непременно промажешь…
Мой сегодня день. По-прежнему мой, как вчера, как позавчера, как будет завтра…
Прочие выпущенные колючки угодили в живой щит — в невезучего хронга, который тут же перестал голосить.
И, пока товарищи погибшего подергивали челюстями, перезаряжая свое оружие, мой меч успел сделать три сверкающих оборота.
Оставшиеся на ногах хронги — их, конечно, было больше, чем поверженных, но все же гораздо меньше, чем перед боем — нырнули в чащу. Тишина, далекая терпеливая кукушечка и целая куча неподвижных тел, причем одно — мой бедный щит — мертвое, а прочие явно собираются отправиться вслед за ним к суровым хронговским богам, а это значит, что на ровном месте, по глупости и бесплатно я угодил на грань смертельной неприятности, куда более скверной, чем даже хронговская колючка…