Нет уж, пусть лучше оборону держит, вместе с привычным ко всему паном Юдкой!
…Не думать! Не думать так громко!… Я уже ни в чем не уверен…
— Ну что, пан Рио, видать, гости к нам? — кривая усмешка трещиной раздирает бороду надворного сотника. — Гостей у нас песней встречают! Вэй, черкас, не рвися к бою! Старый жид на всем скаку срежет шаблею кривою…
— У меня Запрет. Запрет на убийство, — Рио без стеснения портит песню. — Там, когда мы… когда мы спасались бегством, кажется, обошлось. А сейчас… Мои палач и лекарь погибли.
Запрет на убийство, — Рио без стеснения портит песню. — Там, когда мы… когда мы спасались бегством, кажется, обошлось. А сейчас… Мои палач и лекарь погибли.
— Лекарь тебе, мостивый пан, сейчас без надобности. А вот палач… Я подойду? Или побрезгуешь?!
Снова трещина усмешки.
— Да, вполне. Благодарю, — Рио серьезен и, как всегда, безукоризненно вежлив.
Он не врет.
Он действительно благодарен Юдке за это предложение.
Жаль…
— Тогда — по рукам, мостивый пан! Хорошая у нас пара получается: вам губить нельзя, а мне — миловать!
Герой по имени Рио резко вскидывает взгляд на бородатого насмешника — и отворачивается, так ничего и не ответив.
— Эй, пан Станислав, открывай!
Это от ворот.
Глухие удары. Звук сносит ветром.
Внешние ворота крепки — с налета не высадишь. А полезут через стену — тут уж сердюки из окон и начнут пальбу. Видно только плохо, гребень стены еле освещен — целься, не целься!
— Пан Мацапура! Открывай по-доброму! У нас бумага от полковника полтавского! Повеление — на суд тебе явиться! Открывай, пока честью просим!
— Приготовьтесь, хлопцы, — тихо, но внятно произносит Юдка. — Ежели над стеной хоть шапка покажется — стреляйте.
И вдруг, без всякого предупреждения, распахивает окно настежь.
Снежный вихрь ударяет в лицо, метет по полу, вихрится белой поземкой…
— А кто вы такие, что на ночь глядя в ворота зацного пана ломитесь да хозяина на суд требуете? — от зычного рыка у нас с Рио разом закладывает уши.
Герой морщится, отступает в сторону.
Подальше от громогласного Юдки и рвущегося в замок бурана.
— Сотник Логин со своими черкасами, вот кто! Думаешь, не ведаем, что тут у вас за бесчинство творится?! Это ты, Юдка? Зови пана Мацапуру, или сам вели открывать! Если доню мою сей же час выдадите, живую да здоровую — Христом-Богом клянусь, никого не тронем! Даже тебя, жида некрещеного! А пана Мацапуру к полковнику на суд в целости доставим. Без цепей, слово даю. А там уж — как суд решит.
— А что, пан сотник, говоришь, и бумага от полковника у вас имеется? — в вопросе Юдки сквозит неподдельный интерес.
Будто и не подступают к воротам вооруженные черкасы, будто и не предстоит с минуты на минуту Заклятому биться насмерть…
Впрочем, ему не привыкать.
Он себя давным-давно похоронил, ему терять нечего.
— Имеется! Имеется бумага!
— И что таки в той бумаге написано?
— Ты что, издеваешься, клятый жид?! Написано там, что полковник велит пану Мацапуре-Коложанскому немедля к нему в Полтаву явиться для судебного разбирательства! По поводу разбойных действий, имевших место со стороны пана и его людей!
— Разбойных действий? Это каких еще разбойных действий?!
— Ты мне москаля не крути, пейсатая морда! Думаешь, не знаем? Все знаем! И Хведир-писарчук нам все рассказал, и зрадника вашего мы тут прихватили, Гриня-чумака, с невестой его краденой! Знатно вы на свадьбе у девки погуляли, нечего сказать!
— А не брешешь, сотник? Ежели и впрямь не брешешь, может, пан и велит открыть!
Юдка уже издевался в открытую.
Но и у сотника, видать, тоже было на уме нечто свое, потому как, вместо того, чтобы обложить «клятого жида» сверху донизу черкасским загибом, Логин продолжил переговоры.
Но и у сотника, видать, тоже было на уме нечто свое, потому как, вместо того, чтобы обложить «клятого жида» сверху донизу черкасским загибом, Логин продолжил переговоры.
— Я — брехун? Я, боевой сотник, — брехун?! Да я после с твоей спины велю ремней нарезать! Гринь, сучья твоя рожа! Иди, подтверди ему!
— Пан Юдка… пан Юдка, я им всю правду рассказал! И про село, и про Оксану… И про те слова, что вы Ярине Логиновне, дочке пана сотника, через меня, иудину душу, передать велели! Все сказал, как на духу! Сдавались бы вы лучше, пан Юдка, а? Живы б остались… и братик мой… живой бы…
Вьюга играла слабым, заискивающим криком чумака, как кот с мышью.
Попустит, попустит, и снова — лапой…
— Сдаться, говоришь? Ну, то зацному пану, не мне, решать. Ждите. Эй, вы слышите там? — жди-и-ите! Пойду, скажу ему.
— Долго ждать не станем! — рявкнул снизу Логин. — Вышло ваше время, христопродавцы, все как есть вышло! Ежели через три минуты не откроете, да не вернете мне мою Яринку в целости-сохранности — взорвем ворота к чортовой матери, и вашу бесовскую ватагу вщент порубаем!
— А пороха у вас достанет — ворота взорвать? — миролюбиво поинтересовался пан Юдка, меньше всего собиравшийся тащиться к пану Станиславу за ответом.
Ответ Мацапуры он знал заранее.
— Достанет! И не таковских взрывали! — злорадно взвилось откуда-то сбоку.
Логин не замедлил подхватить:
— О! Слыхал?! То беглый москаль-пушкарь, Дмитро Гром, чудодей по минам да подкопам! Он что хошь на воздух подымет: замок, церква, Столп Вавилонский — один бес! Ему ваши ворота разнести — что комара прихлопнуть. Верно вам чумак сказал: кидайте зброю да сдавайтесь… Шмалько, ты куда?!! Стой, старый дурень! Стой!