Анна совершенно не умела играть в шахматы. Роберто не мог в это поверить: у нее было прекрасное логическое мышление. Как-то Анна призналась, что знает правила и, теоретически, может сыграть нехитрую партию. Но постоянно отвлекается, задумывается о характере той или иной пешки. «Почему ты решил, будто этот конь может съесть эту пешку? — бывало, втолковывала она Александру. — Ну и что, что по правилам? А пешка этого коня кааак покусает! И не дастся!» Ее любимым занятием, когда никто не сидел за шахматами, было выставить в рядок две ладьи, водрузить на них короля и ферзя (которого, она, естественно, иначе как королевой не называла), а перед ладьями поставить коней.
Это был конный королевский выезд. Всякий раз, когда Стивен обнаруживал эти художества, он качал головой и говорил, что Анна явно не доиграла в детстве в куклы.
Джошуа в глубине души всегда знал, что они уйдут. Но не хотел думать об этом: зачем грустить заранее? Александр не скрывал, что хочет написать большую книгу. И что ее герои уже приходят и стоят в ожидании, смотрят на него. Но видимо, ему пока чего-то не хватало. Может быть, ощущения, что не писать больше невозможно. Александр ждал.
Когда появился Леон, они оба как с цепи сорвались. Работали день и ночь, захваченные идеей поиска идеального алгоритма отбора книг. Ну и в отвалах полупустой породы они еще много чего нашли. Или просто думали, что нашли. Но были счастливы.
А в ноябре Анна вдруг сказала Джошуа, что они хотят остаться на одном маленьком острове.
— Александр решил-таки засесть за работу. — Она говорила потупившись, словно просила прощения.
— Но писать книгу можно и здесь, — начал было Джошуа. Уже понимая, что бесполезно.
— Наверное, можно. Но… Знаешь, мне очень хочется готовить ему завтраки, и ужины, и обеды. Мы провели вместе почти полтора года, а он еще даже не знает, как я готовлю. И умею ли я это делать вообще. Правда, дурацкая причина?
Джошуа смешался. Для замкнутой Анны это была немыслимая откровенность. Он опять подумал, что совершенно не знает, от чего она бежала на корабль. Отчаянная ласточка, свившая гнездо на мачте корабля, потому что другого места найти не смогла.
— И потом, Александр нашел тут одну книгу. Ему кажется, что это его Единственная Книга. — Анна именно так и произнесла эти слова — с большой буквы.
— А ты сама-то в это веришь? — хмыкнул Джошуа.
— Боже мой, конечно нет! — Анна рассмеялась, замахала руками. — Но с другой стороны, а почему идея обязательно должна быть правильной? Так не бывает почти никогда. И вообще, это не главное. Главное, что он сам будет писать.
— Он напишет книгу и посвятит ее тебе. — Джошуа хотелось плакать, но он улыбался.
— Почему мне? Вовсе не обязательно!
— Потому что все, что он сможет написать, будет о тебе — так или иначе. Даже если он создаст инструкцию по использованию электрического чайника.
То, что Джошуа чувствовал, не было завистью. Просто счастливое удивление: вот бывает же так, а? И легкое сожаление: почему не со мной?
— Ну а ты-то что будешь делать на острове? — спросил он. — Насчет завтраков и обедов я уже понял, а что еще?
— Не знаю. Но я найду себе занятие, не бойся.
Вот уж в чем Джошуа не сомневался.
— В конце концов, если Александр посвятит мне все, что пишет, я могу посвятить ему все, что я живу. В смысле, всю свою жизнь. Это вполне разумный обмен. — Анна рассмеялась, радуясь, что тяжелый разговор остался позади.
К острову, который они выбрали, корабль не мог подойти вплотную. Единственный причал для больших кораблей был занят. Анна даже обрадовалась, ей не хотелось затягивать прощание. На моторной лодке к берегу их сопровождали только Роберто и Джошуа.
Роберто держался молодцом. Джошуа искренне надеялся, что и сам тоже неплохо выглядит. Но грустно ему было, чего тут. Как-то отчаянно грустно. Когда Анна и Александр уже пошли было прочь по пыльной деревенской улочке, Анна вдруг развернулась, бегом направилась к оставшимся. Схватила их за руки.
— Когда Лиз вернется, — она так и сказала: «когда», а не «если», — скажите ей, что я ее очень люблю!
И побежала догонять Александра.
Джошуа искренне надеялся, что и сам тоже неплохо выглядит. Но грустно ему было, чего тут. Как-то отчаянно грустно. Когда Анна и Александр уже пошли было прочь по пыльной деревенской улочке, Анна вдруг развернулась, бегом направилась к оставшимся. Схватила их за руки.
— Когда Лиз вернется, — она так и сказала: «когда», а не «если», — скажите ей, что я ее очень люблю!
И побежала догонять Александра. Они взялись за руки и направились к видневшемуся за низкой оградкой садику. Два огромных розовых цветка словно парили над заборчиком.
— Ганс и Гретель, — сказал Роберто им вслед, — Ганс и Гретель идут к пряничному домику.
— А что там за цветы за заборчиком? — спросил Джошуа просто так, чтобы отвлечь Роберто и себя самого от грустных мыслей.
— По-моему, лотос.
Анна и Александр переглянулись, Анна показала на лотос, они чему-то засмеялись и скрылись в садике.
— Интересно, они забудут нас? — спросил Роберто, когда их лодка уже шла к кораблю.
— Если Александр забудет, Анна ему напомнит, — улыбнулся Джошуа.