В одной из лавок я столкнулся с девушкой в бразильской матросской форме. Столкнулся в буквальном смысле: выходил из книжного магазина, придерживая тяжелую дубовую дверь, и прямо лбом в лоб мне воткнулась рыжая девица в берете, которая неслась вниз по улице и, видимо, хотела войти в магазин с разбегу.
— Nejezdete tak rychle!.. — рефлекторно выдохнул я, снова наваливаясь на дверь и потирая лоб.
— Ой, так вы чех?! — завопила девица на чистом чешском и вскочила с гладких чистых булыжников с такой прытью, словно не свалилась туда только что, а просто там сидела. — Вот везение! Яна Новак, — представилась она, протянув руку, и мне чуть не пришлось в третий раз начинать сражение с дверью с нуля, потому что я автоматически попытался предложенную руку пожать.
Оказалось, Яна служит на том самом бразильце, что пришвартовался невдалеке от нас; мы вернулись в магазин и, болтая на родном языке, битый час бродили между полок, пока я не выяснил наконец, что ей хотелось бы почитать что-нибудь отечественное, а в английской книжной лавке, конечно, ничего такого не было. Я рассмеялся и пригласил ее на «Морскую птицу».
Яна понравилась мне до чрезвычайности. Вся она была как светящийся цветок-бархатец: пружинистая, радостная, рыжая. Острый носик, острые локти, мягкие губы, зеленые глаза, природная упрямая сила, бьющая через край. Бархатцы ведь городские цветы, выносливые и сильные. Услышав, что в этой чопорной стране где-то есть книжки на чешском языке, она аж подпрыгнула. Уже через десять минут — а шли мы к кораблю парадоксально кривым путем — она стала для меня Ясей, я для нее — Йосей. Видно, в наши времена сословная разница между матросами и офицерами не играет уже решительно никакой роли, хорошо, что этого не слышит наш капитан, человек старой школы.
Однако мне уже пора было на вахту. Я привел Ясю на борт, принял вахту и принялся показывать ей корабль. Девушка реагировала на все по-девичьи: ахала, таращила зеленые глазищи, нюхала смолёные веревки и гладила полированную резьбу.
— С ума сойти, какое все настоящее, — говорила она, — даже концы натуральные, да? Эх, у нас-то капрон и полипропилен…
На библиотечной палубе она понимающе посмотрела на меня:
— Борхес, да? Библиотека Вавилона?
Я кивнул, улыбнувшись. Здесь я и оставил ее, возле полки с книгами на чешском языке.
Так все и пошло. До самого Рождества, пользуясь тем, что свободное время у нас совпадает, гуляли мы с Ясей по городу Уитби, изучали штучки в антикварных лавочках, поднимались в аббатство — я рассказывал ей про зеркало и безумную монахиню, — бродили по берегу, и я рассказывал, как выглядела эта набережная в семнадцатом веке, а она рассказывала о себе — о Бразилии, куда ее увезли почти ребенком, о своем корабле, о детстве в Праге. Было о чем поговорить. И мы только говорили, даже не поцеловались ни разу, хотя подмывало, черт побери, грех упускать такую девочку; но была у меня одна мысль, которую я все время обкатывал в голове, и вот мысль эта мешала переходить к решительным действиям.
В сочельник Яся завернула к нам на борт по дороге из города, вернуть прочитанного Кундеру и поболтать. Мы с Сандрой и Джонсоном курили на баке, перед трапом задумчиво разглядывал город Лири, матрос ночной вахты.
В сумерках он был еще полупрозрачным, хотя мы ясно его видели; а уже через час такие, как он, становятся полностью видимыми и осязаемыми и обретают способность работать со снастями. Пока же матрос меланхолично взирал на рождественские огоньки, ожидая своего времени, чтобы повеселиться; мы, надо сказать, уже начали. Яся рыжей птицей взлетела по трапу, спрыгнула на палубу и с разбегу пролетела сквозь Лири, вообще его не заметив.
Лири оторопело уставился ей вслед и пробормотал укоризненно: «Ну что ж ты так носишься, оторва!», но Ясичка не обратила на него ровным счетом никакого внимания. Джонсон и Сандра переглянулись.
— Ясичка, — засмеялся я, — ты и сквозь меня тогда надеялась вот так пробежать?
Ясичка непонимающе оглянулась и пожала плечами:
— Что ты имеешь в виду? Я вот Кундеру дочитала. Мне б еще Павича, можно?
— Ты его что, не… — Я хотел спросить «не видела Лири?», но заметил предостерегающий жест Сандры и на ходу сменил предмет вопроса: — Не читала еще? У нас есть, конечно, много. Только а как же чехи?
— Одними чехами сыт не будешь, — хмыкнула Яна, — а если мне предложат Чапека, Гашека или Кафку, я утоплюсь. Ну ведь наверняка же у вас есть перевод Павича на чешский?
— Все у нас есть, — признал я. — Ладно, иди за Павичем. Ты прости, я только ее раскурил, — я показал трубку. — Ты сходи в библиотеку и возвращайся потом к нам, ладно?
Яся кивнула и умчалась вниз, на нашу сотовую палубу.
— Что? — уставился я на Сандру.
— Только быстро, — предупредила Сандра. — Хорхе ей Павича мигом найдет. Она не видит призраков, не может.
— Э, — возмутился снизу Лири, — так это она еще и не глядя сквозь меня?..
— А ты не слушай, Том Ушки Топориком, офицерский разговор! — прикрикнула Сандра. — Я тебе, Йоз, потом объясню почему. Ты эту тему не углубляй.
— Ну ладно, — растерянно согласился я. — Я-то думал, корабль у нас такой, что с ночными матросами любой может общаться…