Газировщик слушал молча. О себе ему рассказать было нечего. Семьи у него никогда не было, да он и не рассчитывал, что с таким недостатком — правой ногой, которая от рождения была намного короче левой, — его полюбит хоть одна девушка.
Газировщик слушал молча. О себе ему рассказать было нечего. Семьи у него никогда не было, да он и не рассчитывал, что с таким недостатком — правой ногой, которая от рождения была намного короче левой, — его полюбит хоть одна девушка. Сватали ему, правда, тихих дурнушек, но стоило лишь потенциальной невесте с брезгливым интересом взглянуть на его правую штанину, под которой бессильно свисала маленькая ступня, как Газировщик тут же становился преувеличенно любезен и старался выпроводить гостью как можно быстрее.
Весь день он проводил на площади, а по вечерам возвращался домой, кормил и гладил белого кота и за чашкой горького черного кофе читал одну из книг, которыми был забит огромный высокий шкаф, доставшийся ему от матери-учительницы. Приятелей у него не было — кроме разве что старухи-актрисы, да и ту он вряд ли когда-нибудь осмелился бы назвать своим другом.
Прочие обитательницы центра города Газировщика игнорировали. Их любимым местом была Фарфоровая чайная, где они, рассевшись по двое-трое за накрытыми белоснежными скатертями столиками, целыми днями болтали о чем-то, отщипывая кусочки сдобы и запивая их кремовым чаем с молоком.
Бывшая актриса отзывалась о них презрительно:
— Ну о чем мне с ними говорить? Внуки, собачки, вязаные салфеточки… У них ведь и воспоминания-то уже выцвели, истерлись, как старый бархат. У меня воспоминания живые: глаза закрою — увижу, какое небо было в день моей премьеры, услышу, как пчела над нашим свадебным тортом гудела, почувствую, как осенней горечью пахло, когда мужа хоронили. А у них что? Цветы пластмассовые, доска с виньеткой: «Я прожила достойную жизнь». А чего именно это жизнь была достойна, уже и сами не скажут!
— Жалко их, — тихо возражал Газировщик.
— Да, наверное, жалко, — сникала старуха. — Мне и представить страшно, что когда-нибудь вся моя жизнь, все прошлое потеряет вкус и цвет, засохнет, скукожится. С чем я тогда останусь? — И она вновь поднимала голову, задумчиво щурясь на безмятежное летнее солнце, словно на прожектор, когда-то освещавший ее молодые и легкие шаги по сцене.
В тот день туристов было немного. Год поворачивал к осени, небо хмурилось тучами. Неделя-другая, и придется прятать тележку в подвал, плотно закупоривать банки с сиропами, покупать уголь и готовиться к зиме. В холода Газировщик не бедствовал: ему, как калеке, выплачивали небольшую пенсию, но очень уж тоскливо было сидеть в одиночестве, укрывшись пледом, и смотреть на серую слякоть за окнами. Да, неделя-другая… а может, лето еще вернется — бывало и такое — и подарит целый месяц людских шагов, улыбок, звона монеток и обрывков разговоров.
— Со смородиновым сиропом, пожалуйста.
Газировщик равнодушно посмотрел на покупателя. Не местный, но и на туриста не похож: у тех в руках редко что увидишь, кроме фотоаппарата или путеводителя, а этот держал целую стопку растрепанных книг с потертыми или заломленными обложками.
— Пожалуйста. С вас три монеты.
— Ничего, если я свои книги вот сюда, на краешек, положу?
— Конечно.
Но положил свой груз покупатель неловко — стопка тут же накренилась, оползла, и книги полетели на землю, рассыпая вокруг себя серые хрупкие страницы. Газировщик так и остался сидеть со стаканом в руке. Должно быть, со стороны это выглядело невежливым, но встать ему было трудно, да и какая помощь от инвалида? Впрочем, покупатель справился и сам, уложил книги на скамейку, а выпавшие листки сортировать не стал — так и сунул их все вместе под обложку одного из томов.
— Вы букинист? — не удержался от вопроса продавец, принимая теплые монетки и потягивая уже почти переставший бурлить напиток.
— Вы букинист? — не удержался от вопроса продавец, принимая теплые монетки и потягивая уже почти переставший бурлить напиток.
— Нет. Я корабельный переплетчик.
— Корабельный — кто?
О море и кораблях Газировщик читал довольно много: матросы, юнги, боцманы, капитаны, в конце концов, даже коки и стюарды… Но переплетчик?!
— Видите ли, у нас не совсем обычное судно. На самом деле, это библиотека, просто плавучая. И всякий раз, когда мы заходим в порт, я непременно пользуюсь возможностью пробежаться по городу, чтобы спасти несколько книг, которые потом смогу восстановить. Иногда мне их продают, иногда дарят, иногда просто выбрасывают…
— Неужели есть люди, способные выкинуть книгу?
Переплетчик внимательно посмотрел на своего собеседника.
— Вы даже не представляете, сколько их. Вот это все, — он кивнул в сторону скамейки, — я набрал сегодня возле мусорных баков. А ведь здесь попадаются такие вещи…
Некоторое время он жадно глотал благоухающую сладкую воду, а после неожиданно предложил:
— А вы бы не хотели заглянуть к нам на корабль? Мы уходим только завтра утром, а в нашей библиотеке наверняка найдется книга и для вас.
— Да нет, куда уж мне! — Газировщик кивнул на костыль, прислоненный к тележке. — На своем кресле я, конечно, и до порта могу доехать, оно у меня с мотором, специальное разрешение от муниципалитета. А вот по трапу мне точно не взобраться. Так что спасибо за приглашение, но…