У вымпела отвратительный характер. Он очень любит запутаться в какой-нибудь неподходящий момент. Не то чтобы мы не умели следить за ветром по другим признакам, но, знаете ли, раздражает, когда мы, такие все из себя красивые, как символ мечты и надежды, идем по длинной и красивой шхере куда-нибудь в Ставерн, мимо какого-нибудь Лангезунда, на фоне рубленых норвежских скал, всеми своими выветренными лицами глядящих на нас сверху, а вымпел треплется на фок-мачте неопрятной буквой «Р» и портит весь наш прекрасный вид.
Вымпел у нас голубой, с белой книжкой у шкаторины. Он чем-то напоминает флаг компании «МАЕРСК», только гораздо длиннее и раздвоен на конце. Наверное, проблема именно в этой раздвоенности, но капитан утверждает, что так надо. Да и на «Шарлотте-Анне», помнится, вымпел был раздвоенным, но все-таки покороче, к тому же на шхуне гораздо реже возникают ситуации, в которых он может запутаться.
Капитан Дарем абсолютно уверен, что с точки зрения стиля вымпел необходим. Вот это-то и есть самое неприятное.
В Атлантике мы почему-то вдруг попали в полосу штиля. Честно говоря, мы даже обрадовались.
Честно говоря, мы даже обрадовались. В последнее время мы так часто сражались с идиотским вымпелом, что обрадовались моторам, как передышке. Два дня мы мирно трюхали по зеркальной воде, но вечером третьего дня капитан поднялся на палубу с мрачным выражением лица, и по зеркалу океана пошла рябь.
— Сандра, — холодно произнес он, — мне надоело это жужжание. Распорядитесь поставить паруса и заглушите, наконец, этот проклятый мотор!
— Но ведь штиль… — Сандра соскочила с края юта и растерянно встала навытяжку.
— Ветер будет, вы только мотор заглушите. У меня доклад в Квебеке, а я не могу сосредоточиться. Что за корабль, невозможно работать, все возражают!
— Есть, сэр! Слушаюсь, сэр, — Сандра выхватила откуда-то из-за горденей бизани свою треуголку, напялила ее и с совершенно серьезным выражением лица отдала честь.
— То-то же, — проворчал капитан, — а то штиль им не нравится…
— Ну хорошо, — вздохнула Сандра, когда капитан покинул мостик, мы расслабились и снова присели на палубу юта, — можно и паруса, а реи-то куда брасопить?
— Подождем, — предположил я.
Минут через десять ветер задул, хотя и в правую скулу, Сандра объявила парусный аврал, и все завертелось. По случаю бейдевинда паруса мы поставили по возможности косые, и Сандра уже практически их настроила, когда на палубе вновь сгустился капитан и язвительно напомнил:
— Вымпел, вымпел не забудьте.
— Черт, — сказала Сандра.
На этот раз вымпел был из флагдука. Это был чистой воды эксперимент: мы уже испробовали капрон, лавсан, даже органзу и вискозу, любая ткань через полчаса парусного хода завязывалась намертво. Мы предположили, что, возможно, моряки былых времен знали свое дело и не зря шили флаги из собачьей шерсти; но против эксперимента был ветер, который должен был намотать длиннющий флаг ровно на фока-ванты левого борта.
Так и случилось.
Как раз на моей вахте я услышал сверху знакомые хлопки, перешел к левому борту и оттуда обнаружил, что необязательно даже посылать Мартина, справится кто угодно: вымпел зацепился за ванты чуть ниже путенс-вант, то есть совсем низко. Посланный матрос пристегнулся к вантам и за полчаса сумел аккуратно развязать узкие концы флага. Вымпел снова затрепетал в опасной близости от снастей.
Я почувствовал смертельную усталость. Океанские переходы хороши тем, что можно много дней идти одним галсом, однообразие океанских волн — это ровно то, что подходит моему характеру; и тут эта ненавистная тряпка все портит. Мы вполне могли бы поднять в качестве флага и что-нибудь менее капризное.
Меня спас Джонсон, которому было скучно и не хотелось ни спать, ни читать. Задумчивым шагом он поднялся на мостик, оглядел меня с ног до головы и произнес:
— Что-то ты, Йоз, плоховато выглядишь. Давай я тебя подменю минут на пять, сходи покури. Сандра все еще там.
— Спасибо, друг, — прочувствованно отвечал я, — ты меня спасаешь. Следи за вымпелом, ладно?
Сандра, поглядывая наверх, задумчиво пыхтела своей маленькой трубочкой.
— Знаешь, Йоз, мне кажется, флагдук — не панацея, — печально сказала она.
— Да, я тоже заметил. Что мы еще не пробовали?
— Все мы уже пробовали. Нам нужна абсолютно скользкая ткань.
— Абсолюта не существует, — уныло отозвался я, — все относительно.
— Абсолюта не существует, — уныло отозвался я, — все относительно. Разве что капитан согласится на менее длинный вымпел.
— Он скажет, что это абсолютная чушь, — уныние разливалось по палубе бака, как встречная волна, — и что стиль и честь корабля дороже.
— Знаешь, я бы посмотрел, как он сам с этим справляется.
— А что, — оживилась Сандра, — до полуночи минут пятнадцать, вот и посмотрим!
На мостик я вернулся в несколько лучшем настроении. Действительно, интересно будет посмотреть, как ночные матросы будут сражаться за честь и стиль. Последние пятнадцать минут показались мне длиннее всей вахты, они тянулись и тянулись, как ненавистный вымпел, но наконец на мостик вышел почти вещественный капитан, оценил состояние парусов и флагов, кивнул и принял у меня вахту.