Старики жаловались, мальчишка мечтал о возможном заработке и, побывав в будущем, потратил уже все грядущие доходы в пятикратном размере.
— Ты их сначала заработай, — говорил инвалид и шмыгал покрасневшим носом.
— Заработает, он парень хороший, — уверяла старуха и улыбалась продавцу, игнорируя парня. — Сейчас перед праздниками все покупают всякую дрянь. А он вон какой рукастый, хорошие вещи делает, ты глянь, глянь!
Она, наклонившись набок, подхватила с ящика Петера лодочку и сунула ее под нос инвалиду.
Тот скептически осмотрел игрушку. Видно было, что ему хочется придраться и как-то вправить парню мозги, чтобы не заносился слишком в своих надеждах. Но игрушка оказалась на диво хороша, ничего не скажешь. Тогда газетчик попробовал зайти с другой стороны.
— И сколько такая стоит? — брюзгливо поинтересовался он, всем своим видом давая понять, что за такую чепуховину больше гроша не дал бы.
— Эта не продается, — угрюмо сказал Петер. — Я ее на показ взял.
— Зачем взял? — не понял старик.
— Показать. Если кто захочет, я ему такую же сделаю. А эта не продается.
— А чего же эту не продать? Ты же заработать хочешь? А ты потом еще сделаешь? — не унимался инвалид.
— Да это небось от Анны его любимой, — вмешалась старая Катерина, по-прежнему игнорируя мальчика. — Вот он и не хочет расставаться.
— А кто эта Анна? Зазноба твоя? Зазноба? Признавайся, признавайся! — захихикал газетчик и подтолкнул Петера локтем.
Паренек передернул плечами и брезгливо отодвинулся.
— Да не зазноба она, просто подружка его. Росли они вместе, — снова вмешалась Катерина, одновременно протягивая кулечек с орешками красномордому подростку, волокущемуся в сторону парома и останавливающемуся при любой возможности. Следом за подростком подошла немолодая женщина, потом три девчушки, потом пошел поток в одну сторону и затем в обратную.
Когда схлынуло, все еще некоторое время молчали. Кряхтя, припрятывали поглубже деньги, раскладывали товар, ликвидируя образовавшиеся бреши.
Потом все затихло, и газетчик от скуки вернулся к разговору.
— И что там подружка его? — спросил он у Катерины, которая все ерзала на своем табурете, ловчее пристраивая спрятанную под юбками и одеялами грелку.
— Уплыла подружка его. Мать ее уплыла неизвестно с кем, а потом и дочка туда же.
— Как могла девчонка уплыть неизвестно с кем? А куда же родные смотрели?
— А кому смотреть-то? Дед ее, старый Тильс, целыми днями в порту, а больше и некому.
— Да ты что?! Внучка старого Тильса?! — поразился мужичок. — То-то я смотрю, не видно ее давно.
— То-то я смотрю, не видно ее давно. Да она же маленькая совсем?
— Не такая уж маленькая, одиннадцать ей, что ли, было. Да и возраст тут ни при чем. Если этот ветер в голове подул, то все уже, пиши пропало. Уже не удержишь.
— Да, что теперь делается, что делается. Вот ведь даже дети… — закудахтал инвалид. Было видно, как раздувает он впечатление, чтобы разнообразить бесконечное свое сидение на одном месте.
— Она на библиотеке плавучей уплыла, — громко и отчетливо произнес Петер, сделав акцент на слове «библиотека». — И она не просто так уплыла. Не одна. Она к Сузи ушла.
— К кому? — удивился старик.
— А это та психованная, помнишь, за складами жила, — снова влезла Катерина, которой невмоготу было, что разговор идет мимо нее.
— Эта бродяжка в шляпе?
— Ну да, — закивала торговка. — Она ведь из благородных была. Только какая-то там история у нее вышла. То ли проклял ее кто, то ли убежала она от кого-то. В общем, что-то такое было. Ну и возилась она вечно с детьми, они к ней так и липли, помнишь? А потом сама ушла в эту библиотеку. А через два года вернулась и забрала девчонку.
— И что с ними потом стало? Так и плавают, что ли?
— А кто же знает? Они не возвращались.
— Петер? — раздался над ними изумленный голос. — Это ты?
Все трое снизу вверх уставились на подошедшего пожилого джентльмена.
Прекрасно одет, но изможден и очень бледен.
Больной, наверное, решила Катерина.
— Ты продаешь эти безделушки? — спросил подошедший мальчика.
Тот кивнул, продолжая его разглядывать.
Господин Александер окинул взглядом разложенные поделки и указал тростью на ту самую лодку, которую давеча торговка показывала газетчику.
— И сколько стоит эта?
— Эту он не продает, — посмеиваясь и кривляясь, подзудил газетчик. — Это для девчонки его лодка.
— Уж не для Анны ли? Она что, уже вернулась?
Тут снова нахлынули покупатели, и Катерина с инвалидом отвлеклись от разговора.
Петер же, игнорируя любопытных, глазеющих на его поделки, ответил не спускающему с него глаз Александеру:
— Нет, не возвращалась. Но я тогда еще ей самой обещал, что вот эту лодку делаю для нее. Поэтому я ее не продаю. Но кто захочет, могу такую же сделать. Это дорогая вещь. Вот гребцы, видите, они могут грести, а капитан отдает команды. — Петер с гордостью показывал возможности игрушки. — Это я уже без нее сделал, то-то она удивится. Меня старый Герц научил всякие такие штуки мастерить.
— Старый Герц? Ты видаешь его?
— Да хотела бы я знать, кто его не видает, — снова влезла в разговор Катерина. — Добрый Элиас, всем готов помочь. Вот и мне наделал всяких штук, чтобы по дому управляться, когда эта вертихвостка удрала.